Едва только Каин присел на краешек дивана, как в гостиной появилась нарядно одетая горничная с подносом в руках. На подносе стояли два узких запотевших бокала, заполненных рубиновой жидкостью.

– О! – воскликнул Шныра, стягивая с рук перчатки. – Вот это другое дело! Бери, Прохор, бокал. Наконец-то нам начало фартить! За это надо выпить!

– Мальчики, мальчики, – раздался мелодичный голос, – разрешите и мне разделить вашу радость?

Гости обернулись – никто из них не заметил появления хозяйки. Каин смутился – для мужчины непозволительно пропускать таких женщин. Мадам была очаровательна: в свои сорок семь она все еще выглядела роскошно, пребывала в «самом соку», как любил выражаться господин полицмейстер Огарев.

– Анна Николаевна, голубушка, – Шныра припал губами к руке хозяйки дома, – как же я рад вас видеть!

– Поверьте, Сашенька, – ответила Анна Николаевна, – я рада не меньше вашего! После приговора я, право, не надеялась увидеть вас так скоро!

– Человек, мадам, предполагает, а Господь располагает, – сострил Саша. – Его милостию, да с помощью моего нового товарища, нам удалось порядком сократить вынужденное отсутствие.

– О! – воскликнула Анна Николаевна, окинув недвусмысленным взглядом крепкую фигуру Каина. – Сашенька, представьте мне поскорее этого молчаливого молодого человека, оказавшего вам неоценимую услугу.

– Прохор Дубов, великий знаток замков и запоров, – сказал Саша, – волею судеб оказавшийся с вашим покорным слугой на одной цепи. Только с его помощью «запоры рухнули – свобода воспряла радостно у входа».

При упоминании своего имени Ванька почтительно склонил голову.

– Полноте, – остановила его мадам Кукушкина, – у нас все по-простому. А сейчас, мальчики, – хозяйка взяла гостей под руки, – мы закатим пир на весь мир!

[1] Гааз Федор Петрович (Фридрих Иозеф) – тюремный доктор. Разработал облегченные кандалы для заключенных этапников. До этого этапы ходили скованные железным прутом по десять-двенадцать человек.

[2]Мирон Никитич – прокурор (воровской жаргон)

[3] Шнифер – взломщик (тюремн. жаргон).

[4] Катала – карточный шулер (тюремн. жаргон).

[5] Блинопеки – фальшивомонетчики (тюремн. жаргон).

[6] Фармазоны – поддельщики драгоценностей (тюремн. жаргон).

[7] Щипач – карманник (тюремн. жаргон).

[8] Лопатник – портмоне (тюремн. жаргон).

15.07.1884 г.

Российская Империя.

Москва.

Жаркое полуденное солнце нашло лазейку в плотных шторах спальни. Яркий луч пробежал по лицу Каина, заставив его проснуться. Вчерашний пир затянулся далеко за полночь, а затем мадам увлекла разомлевшего Ваньку в свою спальню. При воспоминании о прошедшей ночи тело Каина приятно заныло – мадам оказалась неутомимой любовницей, способной на разнообразные выдумки… Ванька с хрустом потянулся, отбросил в сторону шелковую простыню и поднялся. Анны Николаевны в спальне уже не было. Неожиданно входная дверь отворилась и на пороге появилась румяная горничная.

– Ой! – вскрикнула она, увидев Каина обнаженным. – Простите, я думала, вы еще спите!

Каин, хоть и не смутился, но схватил с кровати простыню и быстро обернул её вокруг бедер.

– Мадам просят вас спускаться к обеду, – озорно сверкая глазками, сказала горничная, закрывая за собой дверь.

Ванька быстро умылся, оделся и спустился в столовую. Мадам и Шныра уже сидели за столом.

– Ну и горазд же ты спать, дружище! – заметив товарища, произнес Галанов. – Мы с Анной Николаевной аж извелись: не случилось ли чего?

– На этапе недосыпал, – буркнул Каин, усаживаясь за стол.

Мадам сдержано кивнула вору: она держала себя так, словно между ними ничего не было. Каина это вполне устраивало.

– Итак, господа, – начала хозяйка, когда гости немного перекусили, – какие планы на будущее? Я надеюсь, что вы не будете сидеть на шее хрупкой женщины, свесив ножки!

– Мадам, – укоризненно протянул Шныра, – вы нас обижаете! Мы все-таки джентльмены, пускай и в розыске. Лично я собираюсь покинуть Россию, до тех пор, пока все не утрясется. К вам, уважаемая Анна Николаевна, у меня будет единственная просьба, помочь выправить соответствующие бумаги.

– Бумаги по нынешним временам стоят дорого, – словно сомневаясь, сказала Анна Николаевна.

– Мадам, вы-таки хотите меня обидеть? – Саша скорчил кислую физиономию. – Шныра никогда не был фуфлыжником[1], и дай Бог, никогда не будет!

– Да полноте вам, – мадам всплеснула руками, – уж и пошутить нельзя! Я сделаю все, что нужно, только потому, что вы мне глубоко симпатичны!

– Мадам, – расцвел прожженный проходимец, припадая губами к руке хозяйки, – я польщен!

– Полноте, Саша, полноте, – улыбнулась Анна Николаевна. – А чем думает заняться наш молчаливый друг?