В Мидантии, в отличие от Эвитана, казнь для женщин никогда и не отменяли. А многоступенчатая там не только всегда была, но и очень даже в моде.

Там? Здесь.

И ведь этот уже не сплетни смазливых дурочек. Тут ни больше, ни меньше — личное признание двух принцесс.

— … и до сих пор считаешь, что одну любовницу не отличить от другой? Вроде как сама мужа с любовником не путаешь.

— Может, обошлось бы…

— Ага, в балладе. Или с вдребезги пьяным Романом. А вот когда тебя с позором вернули бы любящей семье… И объяснили, что кардиналом твоему тупому братцу не быть, а жадному папаше — министром…

— Ну и пусть! Зато я осталась бы…

— Верной любовнику, ага. Вместе с твоей верностью тебя и утопили бы в семейном бассейне. И сказали, что так и было, дорогая. Тогда я спасла тебя во второй раз. А третьего уже тоже не помнишь? Когда ты собиралась родить темноволосому Евгению наследника от блондина-любовника? Кто тогда объяснил тебе, идиотке, что рога наставляют многие, но замуж выходят девицами и рожают от мужей? И наконец, кто тебе предложил попытаться договориться с Евгением, когда он наконец раскрыл твои глупые шашни? И ты тряслась, как мышь под метлой? И всё это не убеждает тебя, что мы — подруги?

— Юлиана, ты — подруга мне, подруга Марии, Зое. Может, ты еще и Евгению — подруга? А Роману?

— У Романа свои друзья. Дам он держит… для другого. Даже кузин. А я — член семьи, если помнишь. Сестра всей вашей банде. Приходится быть подругой, чтобы в семье был мир.

— Это ты говоришь о мире? — всхлипнула София.

Алан бы тоже удивился. А сейчас просто очень устал. Руки затекли безумно.

— Я. Кем бы я ни была.

— Я считала тебя совсем другой.

— Напрасно. Я — не хуже, но и не лучше прочих. Кроме Константина, но он уже определенно не в счет, не находишь?

Эдингем будто сам видит безмятежную улыбку… и взгляд подколодной змеи.

И с ужасом считает. Сколько лет было принцессе Юлиане, когда она щедро дарила столь циничные советы наивной Софии? Четырнадцать? Тринадцать?

Да что же в этой Мидантии творится? Прямо в императорской семье?

— Ты ничего не понимаешь. Что это такое — закрывать глаза и представлять другого…

— Нет, пока не понимаю. Мне, видишь ли, некого представлять. И вообще — это довольно глупо. Есть риск промахнуться с именем. Слишком громко озвучить, кого именно представляешь. Особенно в твоем случае, кстати. Евгений — не только не идиот и не слепой, но еще и не глухой. Услышит даже шепотом. И обычно трезв — в отличие от Романа.

— Юлиана! Для тебя есть хоть что-нибудь святое?

— А, так ты представляла не любовника, а Его Высокопреосвященство Патриарха Мидантийского? Тогда у тебя странные вкусы.

Может, присесть прямо на пол? Тяжело…

Нет. Еще зацепишь ношей спасительную портьеру.

Если спасительную. Змеища, вроде Юлианы, может спокойно закончить разговор, а потом проколоть обоих горе-шпионов шпагой. Не хуже Всеслава.

И здесь опять не развернешься. Особенно с ношей на руках.

— Что в этой склянке, Юлиана?

— Снотворное.

— Юли… — голос Софии дрожит. — Я ведь всё понимаю. Если ты боишься, что у меня дрогнет рука, то не дрогнет. Я хочу свободы. Хочу уехать, выйти замуж за любимого, родить ему детей. Больше не лгать, не прятаться. Хочу быть честной, хочу всё забыть… Но я должна знать. Что в склянке?

— Снотворное.

Змеи побери всех, кто продает и покупает таких вот девчонок! Но после подобных подслушанных откровений — змеи с две женишься когда-нибудь сам!

— Юлиана… пожалуйста… Если тебе хоть когда-нибудь было меня жаль…

Не было. Это уже даже Алан понял.

Ни ее, и никого другого.

— Не сомневаюсь, ты давно хочешь подсыпать мужу хоть что-нибудь…

Лучше не думать, что подольют теперь Эдингему.

— … но это — снотворное.

Тихо рыдает София.

— Если сделаешь, как я скажу, для тебя всё обойдется.

— А для Вики? Я ведь доверяю ее тебе…

Эта змея угрожает еще и ребенку?! Алан как-то видел девочку. Чудесная крошка. В таком возрасте дети — нежны и наивны даже в Мидантии.

И что значит «доверяю»?

И не спросишь ведь.

— Для Вики — тем более. Разве тетя Юли когда-нибудь делала или желала ей зло?

— Что в склянке, Юлиана? — совсем-совсем тихо. Как же Эдингем расслышал?

Ответом — спокойный, уверенный смех. С оттенком льда: