— Вы шутите?

— Сомневаетесь? Я прожил здесь много дольше, чем вы, и знаю, на что похожи наши добрые друзья и соседи. Ножи уже точатся, смею вас заверить.

— Да перестаньте вы делать из мухи слона!

— Вы так считаете?

Он наблюдал за Скарсдейлом, уже возвращавшимся в церковь, высказав все, что ему требовалось. Некоторые особенно настойчивые журналисты попробовали было последовать за преподобным, но, растопырив руки, на их пути крестом встал Руперт Саттон — мощный барьер из плоти и крови, который никто не решился пробить.

Генри многозначительно посмотрел на меня.

— Такие вещи всегда будят в людях худшие из чувств. Манхэм — местечко маленькое. А в маленьких местечках водятся мелкие душонки. Может быть, я чрезмерно пессимистичен. И все равно на вашем месте я бы поостерегся.

Он выждал с минуту, чтобы до меня дошел смысл его слов, затем перевел взгляд за мое плечо.

— Здравствуйте. Это ваша знакомая?

Я обернулся и увидел, что нам улыбается молодая женщина. Темноволосая пышечка, которую я иногда видел, хотя имени ее не знал. Лишь когда она слегка подвинулась в сторону, я заметил рядом с ней Дженни. У той, напротив, выражение лица было весьма далеким от веселья.

Не обращая внимания на острый взгляд Дженни, толстушка сделала шаг вперед.

— Здравствуйте, я Тина.

— Рад познакомиться, — ответил я, не понимая, что происходит. Дженни слабо улыбнулась. Кажется, ее что-то сильно взволновало.

— Здравствуйте, Тина, — сказал Генри. — Как ваша матушка?

— Спасибо, лучше. Опухоль почти прошла. — Она повернулась ко мне. В глазах мерцали многозначительные искорки. — Спасибо, что проводили Дженни вчера вечером. Мы живем с ней в одном доме. Приятно знать, что не перевелись еще рыцари.

— Э-э… да ничего особенного…

— Я к тому, что вам следует как-нибудь зайти к нам. Посидели бы за рюмочкой или за ужином… поговорили бы…

Я мельком взглянул на Дженни. Она была вся красная. Кажется, у меня начиналось то же самое.

— Э-э… кхм-м…

— Скажем, в пятницу вечером?

— Тина, у доктора Хантера всегда… — начала было Дженни, однако ее подруга пропустила подсказку мимо ушей.

— Вы ведь свободны по пятницам? А если хотите, договоримся на другой вечер.

— А-а… Нет, но…

— Вот и отлично! Значит, в восемь, хорошо?

Все еще усмехаясь, она взяла Дженни за руку и увела. Я уставился им вслед.

— Это что за новости? — заинтересовался Генри.

— Понятия не имею…

Кажется, ситуация его забавляла.

— Да не знаю я!

— Что ж, вы сможете обо всем рассказать в воскресенье за обедом. — Улыбка исчезла, оставив на лице прежнее, серьезное, выражение. — Только не забывайте, что я вам говорил. Повнимательней выбирайте, кому доверять. И почаще оглядывайтесь.

С этими словами он взялся за колеса инвалидного кресла и покатил прочь.

В затененной комнате будто плавала музыка — фальшивые ноты плясали среди развешенных под низким потолком предметов. Почти контрапунктом к звуку бисерина темной жидкости — рабыня силы притяжения — прочертила неровную дорожку, набирая скорость. В полете она превратилась в идеальную сферу, но лишь на миг, после чего ее краткоживущая симметрия разлетелась брызгами.

Лин тупо смотрела, как кровь стекает по руке, пальцам и тяжелыми каплями шлепается на пол. Небольшая расплывающаяся лужица, уже подернувшаяся вязкой, запекающейся пленочкой по краям. Боль от нового пореза слилась с остальными, стала неотличима от них. Кровь разрисовала кожу абстрактным рисунком жестокости.

Нестройные звуки замедлились и затихли, оставив Лин неуверенно пошатываться. Чувствуя облегчение, чуть ли не благодарность за то, что музыка кончилась, молодая женщина прислонилась к грубо обтесанному камню стены и вновь ощутила укус веревки, впившейся в щиколотку. Ногти уже сорваны за те бесплодные часы, что она провела лежа в темноте, пытаясь развязать эту веревку. Однако узел по-прежнему затянут слишком туго…

Вслед за первоначальным изумлением и неверием в столь коварное нападение наступила чуть ли не безучастность, покорность судьбе. В этой темной комнате для нее нет жалости, Лин это знала. Никаких шансов на милосердие. И все же она должна попытаться. Ладонью прикрыв глаза от резкого, прожектором бьющего света, она попробовала разобрать что-нибудь в той тени, где сидел и наблюдал за ней ее тюремщик.

— Пожалуйста… — Лин едва узнала себя; не голос, а скорее хрип из запекшейся глотки. — Умоляю вас, зачем вы это делаете?