— Простите, — пробормотал я. — Не хотел вас напугать.

— Я… я не знала, что вы здесь.

Ее взгляд остановился на моем красном комбинезоне. И я вдруг понял, в чем дело.

— Там нет тени, и я надел вот это. Надеюсь, можно?

— Конечно, — быстро произнесла Матильда.

Мне стало неловко, что я сделал ей больно, но, надевая комбинезон, я и помыслить не мог, что его вид так расстроит Матильду. Ее реакция убедила меня, что я правильно догадался насчет отца Мишеля. Она успокоилась и пересадила ребенка поудобнее, и тот, сидя на ее руке, довольно жевал кусок хлеба.

— Как идет работа?

— Хорошо. Все в порядке. — Я посмотрел на вырубленные места, но снизу было трудно оценить мои достижения. — По крайней мере начал.

Матильда протянула руку за моей свернутой кулем одеждой.

— Хотите, постираю?

— Спасибо.

Ледяная вода из-под крана не избавит ткань от запаха свинарника, а я не любитель заниматься стиркой. Так и подмывало спросить, нельзя ли где-нибудь принять душ или ванну, но я представил реакцию Арно и промолчал. Но если я не мог претендовать на горячую ванну и холодное пиво, то кое-что все-таки хотел получить.

— Вы сказали, где-то можно купить сигареты. Это далеко?

— В паре километров. Не дойдете.

— Ничего, доберусь.

Как будто у меня оставался выбор. Но работу я закончил, и нервы уже были на пределе. К сожалению, я понимал, что не могу успокоить их сигаретой.

Матильда оглянулась на дом, словно что-то прикидывая, и заправила волосы за ухо.

— Подождите полчаса.

Вокруг фургона поднималась желтоватая пыль, когда он переваливался по ухабистой колее. Матильда вела машину с опущенными стеклами, стараясь немного рассеять скопившуюся в салоне за день жару. Винил на сиденьях разорвался, и сквозь дыры лезла белая набивка. Мое сиденье пытались починить — если это можно назвать починкой — стянули края черной электрической изоляцией. Несмотря на открытые окна, в кабине пахло дизельным мотором, собакой и застоялым трубочным дымом.

Ополоснувшись и переодевшись, я направился к дому и, увидев спорящих на пороге Матильду и Греттен, остановился в углу двора, чтобы не прерывать их.

— Ничего этого не надо! — настаивала Греттен.

— Надо, — возражала сестра.

— Жорж вчера вычистил. Они всего лишь свиньи. Им безразлично, что есть!

— Делай, что тебе говорят!

— Папа не говорил, что нужно это делать. Почему я всегда должна выполнять твои приказы? Хочешь от меня избавиться, а сама укатить с ним в город!

— Хватит!

Это был первый случай, когда я услышал, что Матильда повысила голос. Греттен порывисто шагнула в сторону, но на мгновение задержалась, увидев меня в конце двора.

— Надеюсь, получите удовольствие!

Я посмотрел ей вслед, пока она шагала по дорожке к лесу, и повернулся к Матильде. Та устало глядела себе под ноги. Затем, вспомнив обо мне, распрямилась и молча направилась к фургону, предоставив мне следовать за ней.

Выводя машину на дорогу, Матильда тоже молчала. У закрытых ворот остановилась, но двигатель не заглушила.

— Давайте открою, — предложил я.

— Все в порядке.

Замок заедал, но она справилась. Распахнула створку, приподнимая последние несколько футов, чтобы она не чиркала по земле. Вернулась в автомобиль, выехала на дорогу и снова вылезла, чтобы закрыть за собой ворота. В боковое зеркальце я видел, как Матильда заперла замок, обезопасив оставляемую ферму.

— Почему вы держите ворота на замке? — спросил я, вспомнив, что когда приходил за водой, они были открыты.

— Так хочет отец.

Матильда, видимо, считала, что иных объяснений не требуется. Но мне стало любопытно, кто все-таки оставил ворота открытыми в тот раз.

Оказавшись на дороге, я испытал ощущение, будто вернулся в мир, о существовании которого успел забыть. Появилось чувство уязвимости, от него я отвык в островной уединенности фермы. Но вскоре меня убаюкали теплый вечер и монотонное гудение мотора. Наслаждаясь моментом, я положил локоть на окно и подставил лицо набегающему потоку воздуха. Теплый ветерок приносил летние запахи — пыльцы и асфальта. Матильда же нервничала, и, по тому, как гнала фургон, было ясно, что спешила вернуться обратно.

Старая машина дрожала от скорости, перед нами разворачивалась серая лента шоссе. Вскоре пшеничные поля приблизились вплотную к обочинам, где появились высокие невесомо-воздушные тополя и другие, более солидные деревья.

Фургон зарычал на подъеме, и Матильда, переключая передачу на низшую, слегка коснулась моей руки. Она была в белой рубашке с закатанными до локтей рукавами. Лежащие на руле ладони обветрены, ногти обломаны. Мы оба молчали.

— Где вы научились говорить по-английски? — спросил я, чтобы нарушить тишину.