Арно сквозь зубы выругался, опустил ружье и недовольно поцокал языком. Из леса с высоко поднятой головой появилась Лулу, она несла в пасти птицу. Арно взял у нее добычу и потрепал по голове.

— Молодец, девочка!

Охота подняла его настроение. Серую куропатку он сунул в мешок.

— Было время, когда я сшибал обеих. Теперь реакция не та, что прежде. Стреляя навскидку, не надо надеяться, что первый выстрел не в счет. — Он холодно посмотрел на меня. — Забудешь об этом — и твой шанс упущен.

— Почему вы не охотитесь с дробовиком?

— Дробовик для тех, кто не умеет стрелять. — Арно погладил приклад своего ружья. — Это шестимиллиметровый «лебель». Принадлежал еще моему деду; он старше меня, а до сих пор точно стреляет на пятьдесят ярдов патронами двадцать второго калибра. Вот, попробуй, сколько весит.

Я нехотя взял у него ружье. Оно оказалось на удивление тяжелым. Приклад, отполированный во время долгого употребления, портила трещина в половину его длины. От оружия едко пахло сожженным порохом.

— Хочешь попробовать? — спросил Арно.

— Нет, спасибо.

Когда я отдавал ему «лебеля», он самодовольно ухмыльнулся.

— Что, слишком чувствительный или просто боишься громких звуков?

— И то и другое. — Я подхватил мешок. — Так мы идем или нет?

В полдень мы повернули к дому. Набили капканами с полдюжины мешков, но еще не приступили к лесу у озера.

— Снимем в другой раз, — объявил Арно, потирая спину. — Если опять сунется полиция, сначала станет искать у дороги.

Мешки получились громоздкими и тяжелыми, поэтому домой мы принесли только по одному, а остальные оставили в лесу. Арно бросил свой во дворе и мрачно приказал мне доставить остальные. Теперь придется сделать несколько ходок и, подобно собирающему металлолом Санта-Клаусу, таскать мешки по одному на спине. Когда последний мешок был успешно помещен в конюшню, я тяжело вздохнул. Зализывая ободранные костяшки пальцев, заметил, что в проеме кухонной двери мелькнула тень, и на пороге появилась Матильда.

— Это последние? — спросила она, прикрывая глаза от солнца.

— Пока да, — ответил я. — Еще остались в лесу вокруг озера, но на сегодня мы закончили.

— Хотите кофе?

— Спасибо.

Я двинулся за ней в дом, сел за стол, в последний момент вспомнив, что нельзя занимать место хозяина.

— Ничего страшного, — улыбнулась Матильда. — Отец отдыхает. Спина болит.

Не могу сказать, что проникся к нему состраданием.

— Где Греттен?

— Собирает яйца. Скоро придет. — Матильда насыпала в кофейник молотый кофе и поставила на плиту. — Как ее успехи в английском?

— Она не очень интересуется занятиями.

Матильда промолчала и чем-то занялась у раковины, пока кофейник не стал издавать захлебывающиеся звуки. Она сняла его с огня и налила в чашку темную жидкость.

— А вы? — произнес я, принимая у нее кофе.

— Не сейчас. — Она постояла у стола, а затем неожиданно села рядом.

У Матильды был усталый вид, и я невольно вспомнил предложение ее отца. Чтобы избавиться от непрошеных мыслей, сделал глоток обжигающего напитка и стал придумывать, что бы сказать.

— Вам не жаль, что мы снимаем капканы?

Признаю, не лучшее начало разговора, но Матильда отнеслась к моим словам спокойно и поддержала беседу.

— Мне никогда не нравилось, что они стояли.

— Но ваш отец считает, что ферму необходимо защищать.

Она взглянула на меня и отвернулась. Я ничего не сумел прочитать в ее загадочных серых глазах.

— Невозможно оградить себя от мира.

Фраза почему-то прозвучала как упрек. Мы оба посмотрели на Мишеля в манеже, словно надеясь, что он нарушит молчание.

— Вы получаете… — начал я и осекся.

— Что?

— Неважно.

Матильда взглянула на сына, будто догадываясь, о чем я собирался спросить.

— Продолжайте.

— Я хотел узнать, вы получаете известия от его отца?

Я почти не сомневался, что она разозлится, но Матильда лишь покачала головой.

— Нет.

— Где он?

Она едва заметно пожала плечами.

— Не знаю.

— Неужели не хочет увидеть собственного сына?

Не успели эти слова сорваться у меня с языка, как я о них пожалел. Уж у меня-то прав меньше, чем у кого-либо, задавать подобные вопросы.