– Шкварки с картошкой наложить? – повязку себе на рот наложи.

– Давай, – нехотя соглашаюсь я. Останавливаю ее рукой после двух ложек. Сама же Настя ожидаемо кладет себе гораздо больше.

– А кровянку? Она вкусная, – да чего уж там, гулять так гулять.

– Клади.

Я не знаю, как это происходит. Но это все невероятно вкусно. А черная колбаса, именуемая кровянкой, взорвала к чертям собачьим мои вкусовые рецепторы. Это что-то неописуемое. Сам тянусь за очередным куском и отправляю его в рот. Чем они ее пичкают? Глутаматом натрия? Да плевать чем, сразу закажу эту гадость себе, как только вернусь домой.

Немного насытившись, перевожу взгляд на Настю. Да что с ней не так?

В моем мире женщины так не едят. На виду они клюют несъедобный салат и запивают ее водой. Но уж точно не съедают за раз тысячи три калорий, если не больше. Ан нет, больше. Она еще и блинами закусывает.

– Ты на глисты не проверялась?

– Зараза к заразе не липнет. А почему интересуетесь?

– Ты очень много ешь, а худая.

– Поработайте весь день физически, сожрете еще больше и не потолстеете, – в принципе, да. Об этом я не подумал.

Точнее, подумал позже. Этак к часам семи, когда у меня отваливалось на хрен все что можно. Никогда я столько не работал физически. Даже поход в уличный туалет оказался ерундой, по сравнению с моими отваливающимися плечами. Но самое удивительное, что стоило мне зайти в дом и почувствовать запах какой-то выпечки, я снова захотел есть.

Усаживаюсь за стол и тянусь к пирожкам. От протянутого стакана с молоком тоже не отказываюсь. Оно оказывается не менее вкусным, чем пирожки с капустой.

– Ну и когда ты уже с природой будешь уединяться?

– В смысле? – это намек, что я скоро снова стану посетителем туалета, после такого сочетания?

– В прямом. Траву ты мне покосил, дрова нарубил, в туалете посрал и закопал. Голову себе бонусом повредил. И что?

– Что?

– Когда уже замуж будешь звать и расписывать прелести городской жизни? – не знаю, что меня отрезвляет больше, очень громкое гэканье или замужество. Отпиваю глоток молока и в этот момент Настя меня добивает. – Как там, кстати, мой папочка биологический поживает? – и все, удержать содержимое рта в оном самом мне не удается…

Глава 9

Молоко попадает на Настину шею и немного на лицо. Ничего, дорогуша. Тебе полезно сделать маску. На черта я вообще все это терпел? И главный вопрос, откуда она может быть в курсе моих планов, учитывая, что Костя ей точно об этом не говорил.

– Ты дар речи потерял? Это, вроде как, я должна молчать и обижаться на то, что ты плюнул в меня молоком, – зло произносит Настя, брезгливо вытирая салфеткой лицо.

– Извини. Я неспециально. Но, справедливости ради, маска из молочных продуктов полезна для кожи. Откуда ты знаешь про замужество?

– А ты не знаешь? Моя бабка была экстрасенсом, а мне передался от нее сей дар.

– А если подумать?

– А если подумать, я слышала разговор моего папочки с тобой, – еще бы вспомнить, что там был за разговор. – Ты обмолвился, что привьешь любовь своей будущей супруги к папуле. Но только после того, как меня непременно переоденут, а то у тебя, цитата: «глаз задергался, от одетой на мне тряпки, гордо именуемой платьем».

– Я не мог такого сказать, Настя.

– Да неужели?

– Вот тебе крест даю. Я бы сказал: «от надетой на тебе тряпки», а не одетой.

Зря. Ой, зря. Исправлять Настю надо только после замужества, а не до. Половина Настиного стакана молока моментально оказывается на моем лице.

– Справедливости ради, маска из молочных продуктов полезна для кожи, – с удовольствием копирует некогда произнесенную мной фразу.

– Справедливости ради, не для глаз, – парирую в ответ и тут же тянусь за салфетками.

Протираю глаза, мысленно заставляя себя не придушить мелкую до закорючки в ЗАГСе. Надо, Вадим, надо.

– Анастасия, свет не моих очей. Если кратко, я буду тебе прекрасным мужем.

– На словах Лев Толстой, а на деле ху…, – резко замолкает. – Ладно, не буду травмировать твою тонкую душевную организацию. Хрен простой.

– Вот не хочешь ты вести конструктивный диалог. Если простыми словами – я для тебя, Анастасия, палка-выручалка.

– Мне твоя палка сомнительного сорокалетнего качества без надобности, – не лупили тебя в детстве, Падловна. А зря. – У меня есть парень.