– Во-первых, если не ошибаюсь, это лексический повтор, а не тавтология.

– Во-вторых, иди на хрен.

– Во-вторых, нет. Если тебе так интересно, во время секса я не люблю ни разговаривать, ни кого-то исправлять, – вполне серьезно произношу я, садясь рядом с ним за стол.

– Надо же, значит, у твоих телок есть шанс кончить.

– У меня к тебе просьба, не надо здесь никого портить. Я про девушек.

– Я еще ни одну не испортил. Думаешь тут деревенские целки остались, кроме твоей Насти? Я тебя удивлю, деревенские трахаются, так же, как и городские с четырнадцати, а то и раньше. Просто не со своими соседями, чтобы потом не трепались.

– Во-первых, у Насти был парень.

– Да хоть десять парней. Она целка. А давай поспорим на десять тысяч баксов? Мне как раз не хватает столько для покупки кое-чего.

– А ты как собрался это проверять? – я реально сейчас повелся на такую херню?

– Элементарно. Я ее трахну, раз ты ссышь. И покажу тебе кровавые простыни, ну или чем там тычут в сериалах?

– Видал? – тычу ему фигу в лицо. – Я тебе реально Фаберже откручу. Я не шутил, когда сказал не подкатывать к ней и не трогать. Мне вообще похер был ли у нее мужик или никого не было. Она нормальная девчонка и, как минимум, заслуживает, чтобы ее уважили. А споры про то, целка ли она и кому это проверять, расценивается мной, как крайне хреновое отношение. Мне с ней дружить надо и тебе тоже. А все подкаты оставь к своим многочисленным девкам из университета, коих ты еще не трахнул. Если тебе так станет скучно после того, как ты освоишь вымя коз, я знаю, кто тебя развлечет.

– Кто?

– Есть тут один такой Степан.

– Типа местного сутенера?

– Да. Но он дает нестандартные развлечения.

– В смысле?

– Ну что-то типа БДСМ в лёгком варианте.

– Шутишь?

– Нет. Я один раз попробовал, когда был тут.

– И как?

– Специфично. Но запоминающе. Если что подгоню тебе. Изучай, мальчик мой.

– Стой. После больницы зайди в аптеку. Мне нужно кое-что купить для козочек. Я тебе сейчас напишу что.

– Ты меня пугаешь, Руслан.

***

Стабильно тяжелое состояние. Это что вообще за хрень? Прибить бы того, кто научил врачей общаться на непонятном простому человеку языке. Ну хоть одно радует – в сознании. И не на долбаном ИВЛ. Что удивительно, самые простые врачи, не балованные деньгами, ни в какую не соглашаются провести в реанимацию за вознаграждение.

– Ладно, я понял. Касательно лекарств. Точно ничего не нужно?

– Если что-то будет нужно, в чем она будет нуждаться и у нас этого не будет, вы первый узнаете об этом. Влажные салфетки и пеленки это все, что пока нам от вас нужно. Но учитывая количество, принесенное вами, этого хватит надолго.

– Хорошо.

Но ничего хорошего нет. Особенно, когда в руках вибрирует Настин мобильник. И ладно бы я не знал чей это номер. Вот не вовремя ты, Костя, решил поздравить дочь с днем рождения.

Судя по звонкам, Настя с ним говорила после встречи в моем доме не один раз. Налаживает, значит, контакт. И вот что мне делать? Говорить ему, что она в реанимации или ждать пока оклемается и переведут палату? Ладно, была ни была. Только хочу поднять трубку, как меня зовет медсестра.

– Пойдемте, я на минутку проведу вас к ней, пока врачи на перекур пошли.

Вот уж неждачник. Хорошо, что осталась наличка в кармане.

Хуже больниц может быть только морг. Отвратительное ощущение дежавю. А уж осмотр полуживых больных, вызывает приступ тошноты. Одно радует, Настя по сравнению с другими выглядит живой, хоть и обвешана чем только можно. Как только я оказываюсь рядом, она тут же пытается стянуть с себя маску. Знаю, что хочет сказать, поэтому не дожидаясь, когда она освободится от маски, первый произношу откровенную ложь. Ну, во благо, черт возьми.

– С твоими животными все в порядке. И козы все подоены, – ну и правду для разнообразия тоже можно сказать. – Надписи на заборе закрашены. Яйца тех, кто тебя избил, всмятку. Как и то, чем били. А та, кто это устроила, тоже будет наказана. Твоя задача обо всем этом забыть и поскорее встать на ноги. Договорились? – кивает, наконец снимая маску.

– Не говори ему. Я же не сказала ему правду про нас, а врала тебе на пользу, и ты тоже соври, – еле слышно произносит Настя. – Пожалуйста.

– Кому? Косте? – кивает.

– Он, наверное, звонил.

– Да. Звонил, – сто лет будет жить, судя по вибрирующему мобильнику в моей руке. – Давай, без паники. Ответь, что ты заболела пневмонией, – собственно, так и есть. – Просто лечишься.

Нажимаю на вызов и подаю Насте телефон.

Сам не понимаю, что испытываю к этой девчонке. Не хочу ассоциировать ее с ребенком, но проблема в том, что и желания не хочу к ней испытывать. Вообще ничего, что может связывать мужчину и женщину. Потому что она не женщина. Она, черт возьми, девочка. Что такое двадцать один год? Сопля. Слишком между нами большая разница в возрасте. И неважно, что у этой сопли уже могут быть дети. Важно то, что я какого-то черта занимаюсь всем этим, хотя мог послать вместо себя другого человека. Равно, как и не разбираться с прошмандовкой, нанявшей ее избить. Не наживая себе, возможно, новых врагов.