– Я что, не ясно выразился? – сказал Дэвид громко и строго, пронзая взглядом слугу. Немного подождав, он продолжил, – Он должен дойти до своего Трайба целым и невредимым… И, если, – он посмотрел на второго слугу, который стоял у клетки, – Я узнаю, что кто-то из вас меня ослушался…

– Ваше Величество, простите! – быстро поклонился слуга, – Я не хотел Вам перечить, лишь уточнить, – он поднял виноватые глаза на Дэвида. Царь махнул рукой, давая понять, что тому пора исчезнуть и посмотрел на оборотня, которого выпускали из клетки. Тот безотрывно смотрел Дэвиду в глаза, испытывая бурю эмоций, но прежде всего шок. У него было столько же вопросов, сколько и у Царя. Почему они не убили друг друга? Что остановило? Почему он его отпускает? Но, что больше всего вызвало удивление всех, кто находился в Тронном зале, так это то, что прежде, чем уйти, оборотень резко остановился:

– Shendet, – вдруг произнес юноша, – Ваше благородство не знает границ, и я очень надеюсь, что мои слова не вызовут гнева или негодования, но я просто обязан попытаться получить дозволение, – Дэвид молчал, равно как и весь зал. Помедлив немного, оборотень продолжил, – Прошу позвольте мне забрать тело моего соратника, чтобы провести погребальный обряд по всем законам, – сказав это, оборотень опустил глаза в ожидании решения Царя. Дэвиду понадобилось меньше двух секунд, чтобы озвучить справедливое решение, хоть оно и показалось таковым не всем присутствующим.

– Разумеется, – он кивнул, а затем обратил свой взор на того слугу, который стоял неподалеку от него, давая понять, что это приказ. Оборотень, подняв глаза на Дэвида, медленно сделал поклон, отдавая дань почета своему спасителю, что, в свою очередь, вызвало еле заметную теплую улыбку на лице Царя, который тоже поклонился ему в ответ. В зале послышались удивленные возгласы. Даханавар, который успел к этому моменту расположиться за своим столом, был поражен обстоятельствами. Он знал, что сын будет справедлив, но, что таким будет его первое решение и отданный приказ – не ожидал. И тем более неожиданностью было почтение оборотня. Он также мог убить Дэвида, ему дважды представился такой шанс, но в тот момент он даже не сдвинулся с места. И вот теперь, уходя, он делает поклон, демонстрируя, что признает в нем Царя вампиров. Немыслимо…

Бресеида с интересом наблюдала за происходящим, видя какой резонанс вызвали действия Дэвида. И тот факт, что его больше волновала правильность и справедливость собственного решения, чем то, что скажут другие, восхищал ее. Она продолжала рассматривать его, вслушиваться в его голос. Он действительно был хорош собой. Высокий, статный, с длинными светлыми волосами и, как она успела заметить, с зелено-карими глазами. Но она не могла выкинуть из памяти и то, что ее назвали его наложницей. В ее голове мелькали мысли, которые должны были подсказать, что делать в случае, если у нее снова не будет выбора.

Спустя время она почувствовала, что ее будто сверлят взглядом откуда-то слева. Не сразу, но Бресеида посмотрела в эту сторону и увидела Семирамиду, смотрящую на нее в упор, без стеснения. Ее удивило, что та даже не отвернулась. Бресеида не знала кто она, при этом заметив, что эта девушка очень красивая и одета крайне интересно. Но ей все равно стало жутко не по себе от всего этого. Она немного поежилась, но при этом постаралась не двигаться, а потом, не выдержав такого напора, и вовсе отвела взгляд и хотела сконцентрироваться на том, что делает Царь, но обнаружила, что он, яростно смотрел на Семирамиду и выжидал, когда наконец она ощутит его гнев на себе. Поймав на себе взор Дэвида, Семирамида оцепенела. Она знала, что он не станет что-либо делать при всех, слишком много свидетелей, но это совершенным образом не значило, что не сделает потом. Он ясно давал ей понять, что на этот раз, он не то, что не подпустит ее к Бресеиде, а уничтожит ее, если даже та будет просто на нее смотреть. Второго раза не будет. Семирамиде стало очевидно, что чего-чего, а злить его не стоило, особенно сейчас, когда все его чувства обострены до неимоверного уровня, ведь она ощущала его энергию, которая волнами исходила от своего источника. Смесь любви и счастья, злости и настороженности. Помедлив немного, она встала со своего места и подошла к Дэвиду, чтобы сделать быстрый поклон и коротко поздравить, после чего скрыться в дверях Тронного зала. Дэвид до последнего смотрел ей вслед, чтобы удостовериться, что она действительно ушла, а потом, тяжело вздохнув, направился в сторону Царского стола. Герцоги, Даханавар и Бресеида внимательно следили за его реакцией.

Дэвид не спеша прошел к своему месту и сел возле Бресеиды. Необъяснимое волнение охватило ее тело. Она старалась смотреть прямо, при этом украдкой наблюдая за ним. Они сидели на достаточном расстоянии от остальных и ее немного пугала перспектива общения с ним тет-а-тет, ведь не понимала, чего ждать. Он же продолжал принимать поздравления, вежливо благодаря каждого.

Через некоторое время, когда каждый высказал пожелания о благополучном Царствовании, в Тронный зал завели 120 девушек в прекрасных платьях. Они все были разными, но, как заметила Бресеида, приблизительно, одного возраста. Ее возраста. И ко всему прочему до смерти напуганные. Дэвид увидел, как она напряглась, ведь в ее голову закралось подозрение. Она смотрела, как к каждой Касте подвели по две наложницы. Ее лицо менялось на глазах несмотря на то, что девушек просто сажали рядом с мужчинами и не более того. Она медленно перевела взгляд на Версавию, но та лишь качнула головой, давая понять, что не стоит обращать на это внимания. Ничего страшного не происходит. Во всяком случае Бресеиде не нужно было об этом знать, ведь ее снова могла охватить паника, которую нельзя здесь демонстрировать. Конечно, то, что происходило не нравилось никому из сидящих за столами на подиуме. Даханавар с жалостью смотрел на девушек, а герцоги и вовсе делали вид, что что-то безучастно обсуждают, чтобы не выдать свою ненависть ко всему этому. Дэвид внимательно наблюдал за всеми Кастами, его поражало, как просто и с каким удовольствием они разбрасывались человеческими жизнями, будто сами никогда не были людьми, будто ни у кого из них никогда не было возлюбленных или дочерей. Он посмотрел на Бресеиду с горечью в глазах, чувствуя ее нарастающий страх. Она тоже посмотрела на него.

– Не бойся, – тихо произнес он, – Ты в безопасности, – его слова отозвались в ее сердце. Ведь этого она тоже страшилась, не зная, что ее ждет дальше. Но то, как он говорил ей это и то, как смотрел при этом, заставило ее немного успокоиться, доверившись ему.

До сих пор не замолкающие барабаны, вдруг сменили ритм, на более глубокий и тяжелый, меняя стиль с альтернативной музыки мира, на темную, готическую, что обратило на себя внимание Бресеиды. Она увидела, как в Тронный зал плавно вошли танцовщицы завораживающей красоты. Ритм позволил им встать в центре зала, поодаль от Царского стола и приготовиться к действу. Их было семь. Шестеро из них встали вокруг одной, закрывая ее, словно лепестки цветка. Бледная, как мрамор, кожа, черные топы и такие же черные длинные юбки в пол из легкой ткани, рваные куски которой создавали воздушность из-за многослойности. Подведенные черным карандашом глаза и темно-алые губы – они были словно нимфы, появившиеся из таинственных лесов. Серебряные украшения на разных частях тела также восхитили Бресеиду, ведь это были длинные до плеч серьги, разнообразные кольца, колье, браслеты на ногах и руках, и, что самое главное – цепи, которые украшали их бедра и оголенные животы. Бресеида замерла, разглядывая их. И, когда музыка приобрела новый оттенок, когда помимо барабанов начал сладко петь уд, скрипки и другие невообразимые инструменты, они приступили к своему магическому танцу. Девушка, что была по центру, начала танец самой первой, давая возможность мелодии набрать обороты. Ее движения рассказывали о Богине, что была заточена в каменной статуе, и из которой она выбиралась не спеша, снимая с себя все оковы. Остальные девушки, создающие круг, танцевали в унисон определенному инструменту, каждая – своему, но при этом сохраняя синхронность движений. На удивление Бресеиды, через несколько секунд, помимо музыки, раздался бархатистый и томный голос aoidos 20 . Она не могла объяснить, что именно слышит, он будто поднимался из глубин древности, подчиняя все, к чему прикасается. Действуя опьяняюще и на нее, и на танцовщиц, он дурманил разум, заставляя входить в мистический транс. Да, транс! Бресеида наконец поняла, то, что происходило. Колдовской эффект всего этого, казалось, унес ее в другое измерение. Музыка и ритмы били у нее в груди, вместо ударов сердца. Плавность и страстность, с которой танцевали девушки, не оставила равнодушным никого из гостей. Главная танцовщица, не сбивая общий поток движений, медленно подходила к Царскому столу. Дэвид, все это время с удовольствием наблюдающий за Бресеидой и ее мыслями, обратил на это внимание. Он должен был дать ей знать о своих желаниях, хочет он продолжения лично для себя или нет? Уйдет ли вместе с ними? От приближения танцовщицы у Бресеиды захватывало дух, столь прекрасное создание, столь чувственное, единственное в своем роде. И, когда она оказалась на очень близком расстоянии и сделала поклон в самом танце, Дэвид качнул головой, отправляя ее к Кастам. Она столь же грациозно и покорно, продолжая танцевать, сменила траекторию, а девушки, что были с ней, растеклись словно жидкое серебро, между гостями.

Бресеида, проводив их восхищенным взглядом, невольно посмотрела на Дэвида и резко опустила глаза, ведь обнаружила, что и он смотрел на нее. Смотрел все это время. Он же, стараясь не смущать ее, отвел взор, слегка улыбнувшись. Удивительно было ощущать ее физическое присутствие, снова видеть ее восторг, вновь обнаружить, что даже ее погружение в музыку осталось прежним. Не в силах себя сдерживать дольше двух минут, он опять перевел взгляд на нее, отчего их взгляды столкнулись. Как же сложно было держать себя в руках, так хотелось кричать от счастья, снова взять ее на руки, услышать ее смех. Но в тоже время осознание того, что его Нуарт не помнит тех времен заставляло Дэвида подавлять в себе эмоции. Бресеида, смотря на него, заметила, что его глаза одновременно и печальны, и радостны. Это было очень странное сочетание чувств, которое она с трудом могла объяснить. А цвет был еще более загадочным, ведь менялся в зависимости от того, как падал свет. Глаза переливались разными оттенками, словно хамелеон – светло-карие, потом зеленые, а в какой-то момент и вовсе серые. Но именно тогда ей показалось, что она может спросить его, о чем угодно, будто только он сможет дать ей нужный ответ. И больше никто. Попытавшись унять нахлынувшее волнение, она вдруг тихо произнесла: