В этот раз она отмахнулась от его насмешек и принялась, наряду со всеми, выписывать на бумажных прямоугольниках защитные заклинания.

Дело продвигалось медленно: руки дрожали и кисть плохо слушалась. К тому же она очень боялась ошибиться, да и стоны-завывания духов не способствовали спокойствию и отрешению. Не удивительно, что ей удалось изготовить всего несколько талисманов.

Да вот еще неприятность — казавшаяся тонкой бумага оказалась коварна: не простила неловкого движения и палец порезала не хуже осоки.

«Ай!» — она сразу сунула его в рот, но две небольшие капли крови все же успели испачкать уже готовый талисман. Девушка попробовала смахнуть их, но только еще больше размазала.

«Некогда возиться с такой ерундой», — решила она наконец и взяла еще одну заготовку.

Двери и окна тряслись так сильно, что дольше медлить было нельзя, и пришлось, прервав свое занятие развешивать новые талисманы взамен уже отслуживших.

— Кажется, действует, — отметил господин Ву, развесив все бумажки.

Вой и стуки не прекратились, но стали чуть тише.

— Вот и славно, — кивнул варвар, бегло изучая бамбуковые таблички. — Осталось дело за малым: найти способ избавиться от этих беспокойных.

Госпожа Гуй немного замешкалась и последний свой талисман — тот самый, с неаккуратным багровым пятнышком — только-только прикрепила на входную дверь, и собиралась уже присоединиться к поисками подходящего заклинания, но рука ее вдруг не пожелала отрываться от деревянной поверхности, а в голове зазвучал громкий ликующий голос.

— Попалась! Надо же… способная, но такая глупая…

— Кто ты? — шевелить губами не получалось, но голосу это и не требовалось.

— Тот, кого ты звала, — хихикнул он мерзко. — И сейчас добыча поймает охотника.

Больше госпожа Гуй не успела ничего спросить — ей стало нестерпимо холодно, будто сердце ее обратилось в ледяную глыбу. Тело совсем перестало слушаться — даже закричать она не могла. Что еще хуже — ее руки быстрыми размашистыми движениями распахнули двери, впуская в дом обезумевшую ораву неупокоенных духов. А она, предательница, стояла и губы ее против воли кривились в довольной улыбке.

— Эй, совсем спятила? — господин Рэн вскочил, выхватывая ятаган одной рукой и подхватывая несколько талисманов другой. Дедушка Ву последовал его примеру.

Белесые, почти прозрачные тени окружили их, протягивали к ним туманные щупальца.

«Тепло… тепло… Согрейте нас…» — предвкушающие вопли их резали слух отточенными лезвиями.

— Сожрите их всех! — услышала она собственный голос, захлебывающийся смехом.

«Твои друзья не продержутся долго», — нашептывал ей тот, кто завладел ее телом. — «Смотри-смотри, старик уже завалился на пол… А знаешь, что… ты мне нравишься, поэтому я дам тебе возможность уйти: отпущу, если согласишься сбежать и оставишь их тут… Ну как?»

Она не могла ни ответить, ни заплакать. Только бояться, мысленно сжавшись в невидимый комок. То, что делал с ней этот дух было даже хуже того, что пытались сотворить мерзавцы у беседки — те хотели завладеть ее телом силой, он же достиг своей цели и распоряжался ею по своему усмотрению.

«Соглашайся, все равно им конец, — посмеивался дух. — Беги, беги отсюда со всех ног, оставь их подыхать здесь. Никто не узнает. Ты ничего не теряешь…»

Кроме остатков самоуважения… Но кому оно нужно, ее самоуважение?

Ей было так страшно, как никогда еще не было, она металась, она умирала от ужаса и отчаяния… Она уже почти ничего не видела перед собой, ненавидя себя за слабость и этот животный страх, который вместе с ненавистным голосом нашептывал: «беги, беги, спасайся». И она уже была готова согласиться, сдаться, когда чья-то рука — теплая, жесткая — с силой приложила ей ко лбу еще один талисман — и тело взорвалось такой болью, будто вся кровь ее вскипела в одно мгновение. Оно корчилось, дергалось, билось в судорогах и, наконец, дало ей то, что она жаждала больше всего — забвение и смерть.

— Юная госпожа! Юная госпожа! — писклявые голоса тревожили, не давали покоя. И она снова нырнула поглубже в теплую спасительную темноту.

— Утро, утро, пора вставать! — продолжали они, находя ее и там.

Госпожа Гуй медленно открыла глаза и долго смотрела вверх, на потолок, разглядывая знакомые изысканные узоры. Ей не хотелось ни вставать, ни идти куда бы то ни было. Но ее желания вряд ли имеют какое-то значение, не так ли?