Шрифт:
— Спасибо вам за интересное выступление! — сказала она.
— Вам спасибо! — сразу догадался я по весу, что там коробки с конфетами.
Привёз это сладкое сокровище домой и положил в шкаф на кухне до прихода жены. Спросил Ирину Леонидовну, нужна ли ей моя помощь, но она от нее отказалась.
Решил начать работать с записками для Межуева по тем новинкам, что нашёл сегодня.
Минут через двадцать в дверь позвонили, и я поспешил открыть, чтобы Ирина Леонидовна от детей не отвлекалась. Это оказался Линин Трубадур.
— Привет, — протянул он мне руку. — Время есть?
— Смотря на что?
— Песню посмотреть. Ты же говорил, что надо согласовывать с начальством.
— Так какое же я начальство?
— Лина говорит, ты начальник.
— Здрасьте… Привет пламенный Лине… Ладно, проходи. Посмотрю, но не как начальник, а как сосед, чего уж там.
Пригласил его в кабинет, и он протянул мне двойной тетрадный листок. Мы оба уселись поудобнее, и я начал читать вслух, чтобы почувствовать ритм.
«Женщины войны».
Она поутру на лекции мчалась,
Смеялась, мечтала, влюблённая в жизнь.
Ещё впереди была вечность, казалось,
Но бомбы упали, война началась.
Парня в шинель облекли слишком рано,
Он в форме солдата шагал на вокзал.
Она лишь молчала, слеза показалась,
А он ей сказал: «дождись лишь меня!»
— Куплет будет лирический, как ты сказал, — пояснил Виктор. — А дальше уже будет напористо и жёстко.
— Угу, — ответил я на автомате и продолжил читать. —
'Припев:
Война! Это боль, это ярость и крик,
Наждаком по душе, пеплом по щекам.
Слезы превратились в сталь и в свинец,
Для врага — только смерть, только страх!'
— Ну, в музыке бы это всё услышать, — высказался я, узнавая знакомые слова, которыми сам ему описывал ситуацию и продолжил читать:
'Пришёл треугольник с дыханьем надежды:
«Жди, я вернусь, оставайся сильна».
Но следом письмо, как холодная вьюга,
Обрушило весть, что погиб он вчера.
Слеза по щеке, опустевшие руки,
И сердце её в этот миг замерло.'
— А дальше ещё надо две строки, но не придумаю никак, — с сожалением проговорил он.
— Ну, подожди, дочитаю…
'Припев.
Она приняла боевое крещенье,
Стремясь каждый бой отомстить за него.
Сквозь стужу и пламя, не зная сомнений,
Несла врагам смерть, пряча боль глубоко.
Её взор был твёрд, её выстрел был точным,
Она видела цель, забывая про страх.
Во взгляде её ни капли сомненья,
Её враг обречён на страданья и крах!'.
— Мне нравится! — сказал я, сразу представив Никифоровну с винтовкой.
'Припев.
Война отгремела, пришёл сорок пятый,
Земля зацвела, вновь весна у ворот.
Радость победы, но в душе всё распято.
Его не вернуть, он уже не придёт.
Она вспоминала его обещанья,
Смотря на мальчишки портрет.
'Ты с нами всегда, мой любимый, мой воин,
И в памяти нашей ты будешь во век'.
Припев'.
— Слушай, ну здорово, — откровенно похвалил его я.
— Правда? Там ещё один куплет нужно написать про восстановление страны, про феникса, восставшего из пепла… Как ты говорил…
— Точно. Дай, я перепишу себе тот куплет, где двух строк не хватает. Подумаю на досуге. А ты пиши дальше. Мне очень нравится. Молодец!
Быстро переписал себе несколько строк, и он ушёл очень вдохновлённый. Ну, вроде, не ошибся я в нём… Поменял человек свою деструктивную энергию на позитивную. Чем меньше народу бегает и кричит, что все пропало, тем выше шансы у любой страны уцелеть. А то я же помню восьмидесятые. Только собаки не ратовали за гласность и перестройку, и то потому, что говорить по-человечески не умели. А экономика погибала на глазах, пока все на митингах выступали за «новое мышленье»…
Мама сменила Ирину Леонидовну, и я поспешил ей на помощь.
Вернулась жена с работы и я вручил ей свёрток с кондитерской фабрики. Хорошо бы там была коробка с этими конфетами в белой обсыпке. Сам разворачивать не стал, пусть жена порадуется…
— У-уу! — радостно развернула Галия свёрток. — Какие коробки красивые!
Пять разных видов конфет в очень ярких коробках, жена с интересом разглядывала их и тут я вытащил скромную шоколадку «Алёнка»' и протянул ей с улыбкой. Она так посмотрела на меня, как будто я, как Данко, сердце себе из груди вырвал, и повисла у меня на шее. Вот и пойми этих женщин…