— Там ещё окончание было, все обычно опускают его: «не сделаешь — погибнешь», — мощный старик смотрел на меня своим обсидиановым взором, от которого мне раньше становилось так неуютно.

— Ага. Тем более какой смысл тогда бояться? — продолжение фразы я тоже знал. И мне очень не хотелось, чтобы именно оно определяло будущий визит в братскую республику.

А потом мы набрали со столов всяких вкусняшек и уселись перед экраном. Показывали ролик про поиски и обретение клада с «Сантьяго». Хотя роликом называть это произведение было как-то совестно. Не знаю, кто готовил кардиналу эти видео презентации, но он явно знал толк в своём деле. Как бы не ВГИКом отзывались кадры, монтаж и прочие, неизвестные мне, приемы и технологии кинопроизводства.

Сперва был краткий экскурс в историю, с демонстрацией жадных испанцев, разорявших индейские поселения, не щадя ни святынь, ни могильников. Потом были картины трансатлантического вояжа с инфографикой и спецэффектами. Потом картина ночного шторма — и тут же рухнула, надавив на уши, тишина зеленого дна залива, обнявшая галеон на три с лишним столетия. Но вот мимо проплыла подводная лодка. Спустились лёгкие водолазы. Разметили участок дна. Картинка ускорилась: с поверхности спускались материалы, из них вырастали строительные леса и еще какие-то охватившие остов судна конструкции. Потянулись ленты конвейеров, по ним к разложенным на дне тралам поползли первые находки. Скорость снова успокоилась, и все увидели кадры с камеры морского дьявола Николая — когда он очистил кусок переборки в трюме, и на этом участке оказался православный крест. Да, явно мастер обрабатывал и монтировал видео, драматургия была на высоте — захлопали все, даже мы с кардиналом. И уже в финале, кратенько, дали общий план находок, разложенных частью штабелями, а частью просто рядами на полу какого-то ярко освещенного ангара. И — да, золота в кадре было немного, и в глаза оно не бросалось огромными кучами, как тогда, на дне, когда разобрали обрушенные части трюма.

Кино понравилось всем. Как и в прошлый раз, на «Нерее», всем досталось по конверту с золотой монетой. Раскрасневшийся и заметно довольный Михаил Иванович рассказывал Антону с Ваней, что это были не пиастры, как предположили те, а колониальные испанские монеты достоинством в 8 реалов, ставшие прообразом и прототипом серебряного доллара, появившегося позднее. Такой валюты — пиастры — на самом деле вообще никогда не существовало.

В шатре играла музыка, разлетаясь над тёмным побережьем. Звёзды над океаном светили ярко, как в морозную ночь, когда небо чистое, глубокое, завораживающе-пугающее необъятной и непостижимой чернотой. Мы с Надей стояли на берегу, она впереди, я позади, обнимая и прикрывая своими руками её голые плечи от ветра с воды. Вдруг за спиной заиграла песня, которую я до сих пор никогда не слышал. Как много, оказывается, я упустил ещё и в современной эстраде. Парень с девушкой пели про тёплые волны цвета индиго*. И это был страйк, как говорят в боулинге. Сочеталось всё: голоса исполнителей, какой-то средиземно-латинский ритм, слова, образы и картинка вокруг. Надя обернулась ко мне и начала плавно двигаться в ритме музыки, которая манила и влекла за собой. С удивлением я заметил, что и сам стал покачиваться и переступать ногами в такт. Потом песня закончилась. Началась следующая. А мы стояли обнявшись, не отводя глаз друг от друга, словно летя над границей между пляжем и тёмной водой Атлантики.

— Прилетай скорее! — просительно протянула дочка, подкравшаяся так тихо, что жена вздрогнула от неожиданности. Я же слышал тихий шелест песчинок под лёгкими босыми ногами, поэтому вздрагивать не стал.

— Хорошо, солнышко.

— Живым и здоровым! — в голосе жены просьбы не было. Было требование. И мольба.

— Да, родная. Обещаю, — кивнул я.

Полёт снова прошёл штатно, и сообщил об этом тот же самый командир воздушного судна, или капитан, как там у них, летучих, правильно-то? Оказалось, что при наличии определённых факторов, как то персональный самолёт, наработанные связи и опыт, и, разумеется, богатства несчитанные, серый кардинал легко мог организовать мне прямой перелёт по маршруту «Кадис — Могилёв». По которому до меня, пожалуй, даже птицы не летали.

В воздухе я изучал отчёты Лорда, который вчера поведал мне в ответ на историю Змицера старинное семейное предание Ланевских. То есть, конечно же, Волков-Ланевских.

В незапамятные стародавние времена юноша из их рода полюбил девушку из рода Ворон. Чёрные как смоль волосы, ярко-синие глаза, тонкий стан и жар ланит — всё как полагается в древних легендах. Отец девушки был против союза с родовитым, красивым, но не шибко богатым Волчонком, поэтому выдал три испытания для проверки юношеских чувств и поправки личного финансового положения. По разным версиям, нужно было привести живого зубра, пригнать корабль и добыть у старого колдуна заветный сундук с сокровищами. По законам жанра, с зубром и судном всё прошло гладко, а при краже богатств ущемились интересы их владельца. Тот был, как гласило предание, из древнего, чуть ли не библейского рода Мордухаев, осевшего каким-то причудливым извивом истории под Могилёвым. Старый колдун пообещал помощь и поддержку молодому Волку, но взамен попросил изумруд чистой воды размером с его сердце. Ну, или с кулак, если кто менее романтично измерять привык. Юноша отправился в дальние страны в поисках камня, а генетически хитрый старик подкатил на шестёрке вороных свататься к отцу невесты. Молодая Ворона вылетела из замка — а дальше в точности, как говорил мне Змицер. Безлунная ночь — лодка — берег — тёмная вода — илистое дно. Потом Вороны долго воевали с Мордухаями, но проиграли, а молодого Волка никто так никогда больше и не видел. Финал сказки внутренний фаталист встретил предсказуемо-равнодушной фразой из известного фильма: «В общем, все умерли».

Отчеты Лорда были ничуть не менее интересными, чем семейное предание, только заканчивались исключительно на мажорных нотах. Кто бы мог подумать, что за пару недель в дальнем слабо обжитом уголке Родины один неуёмной энергии бывший банкир развернёт производство фигурок и скульптур из бивней мамонта? Да так, что за ними выстроится очередь из самых требовательных и дотошных коллекционеров. И рядом — ещё одна, в разы длиннее, из менее притязательных, но гораздо более многочисленных жителей Китайской народной республики. Открытие аэропорта значительно упростило логистику, и каждый рейс в Харбин, Шанхай или Пекин, оказывается, приносили ощутимую пользу посёлку и выгоду лично мне. А летали они трижды в неделю.

На берегу Индигирки заработала какая-то рыбная фабрика, при помощи Павла Ивановича Кузнецова как-то поразительно быстро получившая все согласования, квоты и лицензии. Выпускали какие-то люксовые экологически чистые полуфабрикаты и свежак, разлетавшийся по стране во мгновение ока, несмотря на стоимость.

Визжал фрезой и пах золотистой смолой цех деревообработки, где создавали элитные образцы мебели в стилях, название которых мне не говорило ровным счётом ничего. Но стоили они небывалых денег. И раскупались так, что лист заказов уже завершался концом следующего года. И попадали в тот лист только на условиях предоплаты не менее половины стоимости.

Из талантливой молодёжи собрали творческий коллектив, выступавший на стыке традиционных и ультрасовременных веяний. Каким-то боком удалось прислать их дебютные треки и клипы мировым звездам — и молодые саха теперь выступали на таких площадках, о которых до сих пор не подозревали ни они, ни я. Меня, признаться, аж перекосило, когда смотрел на сметы по сведению и прочему микшированию, а от цены съёмок клипа остро захотелось валидолу и втащить Ланевскому. Но на следующем слайде были выкладки по прибыльности проекта. И Лорд спасся. Потому что всё вложенное «отбилось» за неполный месяц, и, если верить приведённым цифрам, музыка уже побила показатели рыбной фабрики и пилорамы и вплотную приближалась к поделкам из бивня. Вот тебе и чукотские напевы.