Установив амфору вертикально, уселись передохнуть. Поднявшийся ни с того ни с сего ветер оказался неожиданно холодным. Или это просто на распаренное тело так ощущалось? Зашумели деревья вокруг, по только успокоившейся после нас глади воды побежала крупная рябь. И вдруг раздалось дикое, сумасшедшее воронье карканье. Тучи птиц, будто из ниоткуда появившиеся над болотом, закружились над нами, не переставая орать ни на миг.

*Кавендиш, перик, латакия — сорта трубочных табаков.

** Кантига (порт. cantiga, галис. cantiga) — испанская и португальская одноголосная песня XIII — XIV веков.

Чёрная туча, не прекращая гвалта, раскручивалась против часовой стрелки метрах в пятнадцати над нашими головами. Мы, не сговариваясь, встали так, чтобы Мила оказалась за нашими спинами, в центре. В руках аббата и Фёдора появились пистолеты. Умница и эрудит держал Стечкина, видимо, это семейное у них. Хулио извлёк красивым, хотя и практически незаметным движением что-то импортное, но тоже солидное. Оба они смотрели в тёмное от птиц небо с одинаковым сомнением.

— Убирайте хлопушки, господа, — громко, чтобы перекричать ворон, сообщил Тёма. — Тут «Шилка» нужна, как минимум. Мы своим боезапасом их только разозлим.

— Варианты? — ровно, хоть и значительно громче обычного уточнил Фёдор. На абсолютно спокойного брата он покосился с интересом.

— Два, на выбор, — начальник приключенцев смахнул со лба присохшую тину и показал черчиллевскую «викторию», галочку из двух пальцев. — Под деревья рвать прямо сейчас. Но, рупь за сто, кинутся они, не успеем.

— Ну? — нетерпеливо рыкнул падре, видимо, в ожидании более удачного предложения.

— Как там ты, Дим, говорил? — весело глянул на меня Артём и повернулся к Миле. — Это твоя родня, а не наша. Скажи им, пусть летят нахрен отсюда!

И чуть присел, закрыв ладонями уши и раскрыв рот, будто в ожидании взрыва. Аббат, эрудит и кардинал посмотрели на него, как на идиота. А я увидел, что Люда едва не плачет, кусая губы.

— Что с тобой, Мила? — еле переорал я стаю, которая звучала не особо тише взлетающего самолёта, только гораздо противнее.

— Я же не знаю испанского! — в отчаянии крикнула в ответ она, а внутренний скептик опять залепил себе по лбу открытой ладонью.

— Ну так они — тоже! — махнул я наверх. — Ты — Ворона, дочь Ворона! Шугани канареек, да поехали домой!

Моя, напускная отчасти, уверенность помогла и сейчас. Слёзы будто испарились в её глазах, спина выпрямилась, плечи расправились. И мы с Лордом тоже спешно пригнулись, зажимая уши. Трио старших выглядело непередаваемо растерянно, смотря на нас уже с некоторой тревогой. Но скоро им всё стало ясно.

— Гэ-э-э-эть*!!! — пронеслось над головами ураганом, будто разорвав стаю почти напополам.

Враз притихшие чёрные птицы разворачивались, наплевав на законы физики, спеша исполнить приказ. Я клянусь, некоторые кувырнулись назад в воздухе, прямо через хвосты, и стали набирать скорость в положении «лёжа на спине»! В этот раз циркулярка, судя по звуку и эффекту, была диаметром ещё больше, чем в прошлый, на холме за Темнолесьем. А заключительное «эть!» прозвучало как слитный залп из СВД. Причём стреляло много народу. А ещё было похоже, будто какой-то пастух ростом с девятиэтажку щёлкнул кнутом сопоставимых размеров.

Падре широко разевал рот. Эрудит шерудил мизинцем в ухе, оказавшемся ближе к невесте брата. Кардинал в крайней задумчивости провожал взглядом улепётывающую, уже почти скрывшуюся за деревьями, стаю, повторяя оба движения сразу.

— Серёг, ты в детстве мультик про Перепилиху глядел? — спросил младший Головин, с опаской убирая ладони от ушей и оглядываясь на Милу. Та шутливо нахмурились, сложила руки рупором и сделала вид, что набирает воздуха побольше.

— Нет! Внял, понял, осознал, виноват, не повторится, только умоляю — не ори больше! — затараторил Тёма, выставив ладони перед собой, семеня от неё спиной вперёд. И, разумеется, сковырнулся с берега в болото, подняв в этот раз тучу брызг.

До берега шли гораздо дольше. Кувшинчик, чуть подсохший снаружи, кажется, только прибавлял в весе с каждым шагом. Чтобы не переть его в давешнем «гамаке», тонкие стропы которого нещадно резали плечи, Фёдор сладил что-то вроде саней-волокуш, увязав вместе несколько крупных ветвей в виде здоровенного веника, на мы котором и закрепили амфору, лёжа. Впряглись четвёркой, упряжь снова смастерил аббат. Где только наловчился так с верёвками управляться?

В пути было не до бесед: Головины пёрли носорогами через сельву, и нам с Серёгой никак нельзя было сбиваться с их темпа — переехали бы санями и не обернулись. Пот ел глаза, кровь стучала в ушах, шнуры наминали плечи и пальцы даже сквозь подложенные, свёрнутые подушками, куртки. Ползавшая по липкому голому телу кусачая местная мошкара культурному общению тоже никак не способствовала.