Как того и следовало ожидать, у меня возник вопрос о том, почему же так происходит, что у РПЦ имеются в наличии умные люди, но она выражает мнение людей, которых умными назвать просто невозможно. На этот вопрос батюшка дал весьма уклончивый ответ, что при советской власти профессора иногда картошку собирали, а всё только потому, что больше некому было. Тема моих похождений показалась Святому Отцу не столь опасной, как критика РПЦ, вот он и вернулся к отложенному нами вопросу: «Будет тебе покой. Господь же дал тебе шанс, и ты им воспользовался. Тебе дали возможность исправиться, ну так ты это почти сделал. Вот если бы ты хотел к свету, так до сих пор продолжал бы хотеть». Ответ меня не очень порадовал, о чём я уведомил Святого Отца: «Шанс даётся каждому. Господь милостлив, однако ж, далеко не каждый может шансом этим воспользоваться. То, что я смог воспользоваться шансом и есть мне награда, вот только за что она мне, это-то и не совсем понятно». Батюшка призадумался не на шутку и даже по ходу помянул чёрта, хорошо, что хоть не мужской половой орган. Я ликовал. Удалось мне всё-таки загнать попа в угол. Чего только от скуки не сделаешь.

Лукавый опять успешно искусил Святого Отца, и тот опять закурил. Пауза слишком затянулась, и мне пришлось её нарушить. «Я, конечно, могу ошибаться, но мне кажется, что я своим блудом реализовал не только лишь свои сексуальные фантазии, но ещё и фантазии многих барышень, чем избавил великое множество будущих детей от душевных расстройств, конечно, если Фрейд нас не обманывал. Вот за это меня и наградил Господь шансом обрести покой», – с улыбкой сообщил я Батюшке. Выпустив из носа два столба сизого дыма, Святой отец изрёк голосом, напоминающим Иерихонскую Трубу: «Пожалуй ты прав. Как говаривал товарищ Сталин, мыль хорошая, надо бы её запомнить, а лучше записать». Главное верить в свою правоту, но правда у каждого своя, однако приятно, когда твоя правда как бы стала не только твоей. Грех, грешок или слабость? Тут всё зависит только лишь от точки зрения. Вот как-то так получилось, что я успокоился относительно своих грехов, не всех, а только лишь сексуальных, а Батюшка обогатил свои познания в области психоанализа. Беседа получилась конструктивной. Конечно, болтали мы значительно больше, чем я здесь понаписал, и обсуждали мы не только то, о чём я пишу. Приходится экономить бумагу и излагать лишь тезисы.

После перекура Святой Отец решил поинтересоваться у меня, что есть Бог, а меня опять снесло на скользкую тему. «Бог есть субстанция нематериальная, дух святой, как сказано в Библии. Если изложить это в более наукообразной форме, то Бог есть промежуточная субстанция между материей и сознанием. Диалектика не видит субстанции связующей противоположности, вот потому-то и Бога отрицает, что мы и видим воочию. Бог есть как бы всеобщая идея Мироздания, включающая в себя его базисные элементы. Законы Мироздания незыблемы, ну а всё то, что им противоречит, есть плоды бредовых фантазий». Батюшка улыбнулся и изрёк: «Ну а незыблемые Законы Мироздания сформулировал ещё давным-давно Михайло Васильевич Ломоносов. Не так ли?» Я ответил ему, что именно так и есть. Во всех областях знания законы одинаковы и опираются только на Закон Мироздания. К примеру, если вернуться к очень популярному нынче вопросу, так именно Закон Вселенского Равновесия даёт на него однозначный ответ. Если на земле не хватает мужчин, то в изобилии появляются многожёнцы, зато если же мужчин становится слишком много, то тут в изобилии появляются педерасты, трансгендеры, и всякая разная нечисть. Батюшка охотно согласился с моими мыслями, и тут же задал мне крайне опасный вопрос. Решая этот вопрос, религиозные фанатики убивали друг друга и поубивали народу больше, чем погибло в любой известной войне.

Решить вопрос о том, кто есть Христос, Бог, сын Божий или Богочеловек, с моей точки зрения, крайне просто, но это только лишь моя точка зрения, о чём я и уведомил Святого Отца. Для себя я решил этот вопрос, просто отказавшись о нём думать. Мне без разницы. Для меня имеет значение учение Христа, а не ярлык. Я верующий, но совсем нерелигиозный. С моей точки зрения Бог везде, а не только в Храме, а в Храм ходить нужно лишь для укрепления Веры, когда её не хватает в твоей душе, и жить нужно по Божьим заповедям постоянно, а не по календарю от праздника к празднику. Вот как-то так и никак иначе, однако, почему-то Церковь придерживается несколько иного мнения, и потому я в неё и не хожу. Выслушав меня, Батюшка ответил коротко и ясно: «Так это – ты такой умный, а чтобы наше быдло совсем не обыдлячилось, так их хоть как-то надо в стойло загнать. Вот для этого и приходится говорить на их языке. Они глубинного смысла не поймут. До них легенду можно донести только в форме догмы». Вот об этом я и не подумал. Прав Святой Отец, ой как прав. Умным нужна Вера, а всем остальным – религия.

После ужина на сон грядущий мы решили окончательно стереть все грани между религией и психоанализом, для чего следовало обсудить тему непорочного зачатия. Возникало некоторое непонимание, почему оно так популярно в разных религиях. Сын Божий был зачат непорочно, однако, и богоборец Абрскил – тоже. Совместными усилиями мы всё-таки пришли к мысли, что Дух Святой не имел прямого отношения к беременности, а просто указал на того, от кого надо зачать естественным способом, ну а сама по себе непорочность весьма условна. Скажем так, половой акт исключительно ради удовольствия считается порочным, а если исключительно ради зачатия, тут как бы другое дело. Мотивация имеет значение. Материя и сознание существуют неразрывно, значит, чтобы произошло зачатие, дух должен был материализоваться. Иносказательность же нужна для таких, как Цербер. Её мозг не поймёт смысла слова мотивация, так зачем ей понимать суть легенды? Надзирательница от Московской Патриархии, сестра Евгения зачем-то неожиданно материализовалась. Не знаю, всё ли она услышала, или же ей удалось подслушать только последнюю часть беседы, но вони было много. Меня не тянуло выслушивать всё то, что она могла бы сказать, вот я и пресёк на корню её гнусную попытку, пообещав ей бросить курить сразу же, как только меня выпишут.

Оказалось всё не так уж страшно, скорее даже смешно. Самым смешным же было то, что сестра Евгения приняла меня за священника. Разговоров наших она почти не слышала, а что слышала, так того не поняла, но лекцию о вреде курения после отбоя всё же прочла и настойчиво попросила расходиться по палатам. Вот разойтись мы сразу согласились, но только после перекура. Недовольная Евгения дала нам пятнадцать минут, за которые она собиралась разогнать всех остальных нарушителей режима. Когда она отошла на почтительное расстояние, я скромно предположил, что по её доносу Батюшку могут лишить сана, а меня ещё и предать Анафеме. Батюшка долго смеялся, а потом как-то очень тихо сказал: «Может быть так, что у меня такие комплексы и предрассудки, но от имени Евгения меня мутит и в дрожь бросает. Как можно женщину мужским именем называть? Валентины мне тоже неприятны, как женщины, так и мужчины. Но самый пик кретинизма это – назвать девочку Александрой. Ну, да ладно. Завтра меня с утра выпишут. Не скучай. Пойдём уже спать». Я пожелал Батюшке спокойной ночи и ушёл в свою палату. Меня от имени Евгения совсем не тошнило, несмотря на то, что одна особа с таким именем попортила мне много крови. Отношение же к Валентинам в моём сознании разделялось по половому признаку. К дамам я был лоялен, зато ко всем остальным испытывал чувство глубокого омерзения, всего-то только из-за одного мужчинки. Если быть до конца честным, то за всю свою жизни я видел всего лишь одного Валентина, и именно он привил мне нелюбовь к своему имени. О девочках Александрах я вообще никогда не думал, ибо ни одной живой Александры в своей жизни я не видел. Также я ни разу не видел ни одной живой Даши или же Насти, но это уже совсем из другой оперы.

Спалось мне не очень, если не сказать это на великом и могучем. Можно, конечно считать слонов или баранов, но я решил посчитать имена, от которых мне становится некомфортно. Оказалось, что проще посчитать те, которые позитивно отражаются на моих нервах. С этой категорией имён всё было ясно. Есть в каждой семье набор имён, которые повторяются из поколения в поколение. Вот они-то и радуют душу и уши. В моём роду были Елены, Ирины, Татьяны. К примеру, сестру моей бабки звали Татьяной, Татьяной звали мою самую любимую тётку, Татьяной зовут и мою двоюродную сестру, и мою родную сестру. Нетрудно догадаться, что и жену мою зовут Татьяной. С этим я легко разобрался, зато попытки разобраться в том, почему те или иные имена меня не приводят в восторг, было не так-то просто, ну я и заснул. Утро наступило в строгом соответствии с Законами Мироздания, а после завтрака Батюшка покинул больницу. На прощание он сообщил мне, что все люди суть сосредоточение мерзости и пороков, и мы с ним в том числе, а также то, что каждый человек обязательно обосрётся, ну а ежели он этого ещё не сделал, так только лишь потому, что просто пока ещё не успел. Когда я смотрел, как Мерседес Батюшки выезжает за ворота больницы, мне сразу всё стало понятно. Нет, отнюдь не с неприятными именами, а с образом мыслей Святого Отца. Конечно, ну кто же ещё может до сих пор ездить на старом и ржавом Мерине чёрного цвета, название которому Привет из Девяностых? Только лишь тот, кто сам родом из той же эпохи. Всех тех, кто там побывал, научили мыслить парадоксально. Как это ни печально, но чтобы человек начал думать, ему надо настучать по башке, и не раз.

Я как-то довольно быстро позабыл о религиозном диспуте, точнее сказать, вспоминал о нём изредка. Образ Батюшки покрылся пылью и паутиной так, что вспомнить черты его лица я не в состоянии, но именно этот диспут я вспомнил по дороге в Москву. От нечего делать, я размышлял о взаимосвязи имени человека с его сущностью, а из-за этого мне пришлось вспомнить массу дурацких эпизодов из моей жизни. Искомая взаимосвязь так и не нашлась, зато воспоминания остались, а что теперь с ними делать непонятно, разве что написать автобиографию, а потом обосраться и не жить. Меня долго терзали сомнения, стоит ли это делать, или так рассосётся. Пока пограничники проверяли документы, дурная мысль рассосалась, но неокончательно. Возник некоторый соблазн просто написать некое подобие Апрельских Тезисов о своей жизни, по большей части о жизни половой, ибо всё остальное читателям неинтересно. На этой мажорной ноте я и завершил полёт своих Валькирий.