Поезд подходил к Адлеру. Очень хотелось курить, и не только мне. Толпа из страждущих скопилась в тамбуре вагона для некурящих, ибо других теперь уж нет. Злобная проводница изрыгала проклятия в адрес курильщиков, и если верить её бейджику, звалась она Евгенией. Именно из-за этой омерзительной бабы, которая была раз в сто мерзостнее сестры Евгении, я и вспомнил Батюшку из девяностых в очередной раз и решился окончательно написать нечто непотребное от первого лица. Дорога была длинная, а ночь, наверное, лунная, и я вспомнил всех и даже несколько лишних. Лишних не в смысле, что их не было, а совсем наоборот. Вроде бы, их не должно было быть, а вот были ведь, а зачем непонятно. Однако во всём есть свой смысл, даже если он нам неочевиден.

В среду первого сентября одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года от Рождества Христова я с радостью пошёл в школу. В тот же день я вернулся из той же школы, но радости уже не было и в помине. Как-то совсем меня не порадовала моя первая учительница, Зинаида Васильевна. Сколько ей было лет, сказать могу лишь приблизительно. Она была явно моложе моей бабки, но точно старше моей матери. Если взять среднее арифметическое, то получится сорок два, однако, мне так думается, что было ей лет тридцать пять. Всем своим обликом она напоминала гренадёра, а шерстяной покров головы был мерзейшего рыжего окраса, типа как у ржавчины на трубах общественного сортира. Голосок у Зинаиды Васильевны был настолько гадкий, что описать его без мата практически невозможно. Он был не низок, не высок, зато очень громок. При её явлении перед классом, большая часть девочек обоссалась, а остальные просто заплакали, а у одного мальчика случился эпилептический припадок. Больше этого мальчика в школу не приводили. Совсем не так представлял я себе школу, вот и разочаровался.

Зинаида Васильевна неизбежно начала сеять в наши неокрепшие детские души разумное, доброе, вечное при помощи подзатыльников, оскорблений и всех иных садистских ухищрений. Она ненавидела не только одного меня, а всех вместе и каждого отдельно взятого ученика. Следует заметить, что ко мне репрессий она почти не применяла. Слово Бестолочь в её устах звучало как похвала, как высшая оценка умственных способностей. В качестве низкой оценки ученика применялось не слово, а действие. Зинаида Васильевна не выпускала детей из класса во время уроков, как бы они не умоляли. Дети ссались, а она их ещё и стыдила. Все четыре угла класса были всегда заняты поставленными туда нерадивыми детьми. Самым любимым развлечением Зинаиды Васильевны было лупить со всей дури указкой по парте перед носом ученика. Иногда она попадала по рукам, а один раз попала и по голове, может быть и нечаянно. Ученик упал в проход между партами, и вот тут уже обоссалась Зинаида Васильевна. Обошлось, а жаль. После этого случая рыжий гренадёр слегка умерил свой пыл, и воспитание подрастающего поколения слегка застопорилось, жаль ненадолго. Зинаида Васильевна изобрела более изощрённые педагогические приёмы для издевательства над детьми. Скорее всего, из-за неё у меня и сложилось стойкое убеждение, что у учителей детей нет, и быть не может по определению.

В углу мне пришлось постоять всего раз за первый класс, и я всегда успевал донести мочу до унитаза, всего лишь раз я получил костяшкой среднего пальца по лбу и пару раз указкой по спине, мне и этого хватило, чтоб возненавидеть Зинаиду Васильевну от чистого сердца. Своим детским умом я никак не мог понять, почему из всех учителей начальных классов нам досталось такое говно. Изредка в жизни всё-таки бывают праздники. Иногда Зинаида болела, и тогда её подменяли другие учительницы. Весь класс с замиранием сердца ждал, что может быть, она сдохнет или хотя бы проболеет лет пять, но больше трёх дней у неё как-то не получалось. В эти счастливые дни Зинаиду подменяли две весьма приятные дамы средних лет, а иногда и юная девушка. Дам звали Надежда Ильинична и Ольга Леонтьевна, ну а меня постоянно мучил вопрос, почему Зинку-корзинку нельзя заменить навсегда. Юную девушку звали Ариной, а отчество её я не знал, да ещё и позабыл. Девушка эта мне очень нравилась, и не только мне, но ещё и моему отцу. Подробностей я не знаю, но точно знаю, что мой отец ей тоже нравился, однако же, о результатах их взаимной симпатии он мне не сообщал. Могу точно сказать только то, что Арина мне ставила исключительно пятёрки, а Зинка-резинка впадала в ярость из-за этих самых пятёрок.

В третьей четверти первого класса жизнь моя изменилась к худшему. Арина навсегда исчезла из моего поля зрения. Зина-образина, видимо, этому радовалась, а мне стало как-то совсем грустно. Никакой радости в этой жизни. Одна из первых сексуальных фантазий испарилась. Конечно, эта фантазия была только на уровне глубинного подсознания. Я, как бы, не осознавал на чём основано моё влечение к Арине, тем не менее, оно всё-таки было. Может, оно и стало причиной того, что я через двадцать один год женился на учительнице. Может быть, так оно и было, но это – аспект профессий, я же поставил себе другую задачу, разобраться с именами. Арины не так уж часто встречаются на просторах нашей необъятной Родины. На момент исчезновения моей первой фантазии я знал только одну Арину, которая была няней Пушкина. Через двадцать лет после исчезновения мне подвернулась ещё одна Арина, причём в реальной жизни. Что самое интересное, то про Арину Родионовну я помнил, когда трахался с реальной Ариной, а вот про свою детскую сексуальную фантазию напрочь позабыл, да и вряд ли бы вспомнил, если бы не Батюшка с его Евгениями и Валентинами. Реальная Арина оказалась так себе, на раз сойдёт. Ещё одну Арину, я увидел по телевизору где-то лет через десять после того, как трахнул Арину одноразовую. Арина Шарапова было ей имя. Вот, как бы, и всё. Нет больше Арин. Закончились.

Добрая учительница ушла в туман, оставив в моём подсознании настолько незначительный след, что я о ней не вспоминал больше полувека. Так уж вышло, что имя Арина не вызывает у меня никаких ощущений. Другое дело – Зинаида, хуже имени даже придумать невозможно. Встретил бы, так сразу бы в расход, да одна беда – за всю жизнь я не встретил ни одной Зинаиды. Только слышал я, что была такая героическая пионерка, Зина Портнова, но думаю, что врут. Не может у человека быть такого мерзкого имени, никак не может. Ладно, если бы Зинаида Васильевна заколотила бы в моё подсознание отвращение только к своему имени, так ведь нет. Она умудрилась нагадить ещё и без вины виноватым. Это какие же педагогические способности надо иметь? Воистину гениальные. Ни одной из моих школьных учительниц не удалось даже сотой доли того, что сделала Зинаида, ни тем, что меня учили в школе, ни тем, что появились значительно позже и совсем для других целей, нежели народное образование. Бывают же педагоги от Бога, а почему бы не быть педагогам от Дьявола? В нашей стране всем места хватит.

Где-то в конце третьей четверти весь мой первый класс писал диктант. Две первых четверти мы писали палки и крючки, а в третьей нам уже доверили писать слова и примитивные предложения. Диктант состоял вроде из пяти примитивных предложений, а может быть, их было даже три. Точно сказать не могу, однако же, помню, что одним из таких предложений было – Маша ела кашу. Какая мерзость. Зачем только детей заставляют писать подобную гадость? Видимо есть на то свои причины. Скорее всего, такие диктанты придумывают такие же педагоги-садисты, чтобы гренадёры Зинки могли вдоволь поиздеваться над детьми. Честно говоря, сам по себе диктант был не так уж мерзок, основная мерзость была запланирована на следующий день. Чтобы грамотно поиздеваться над учениками, Зинаиде надо было для начала проверить, что они понаписали, и только потом дать волю своим садистским наклонностям. Конечно, никто в классе не догадывался, что готовит нам день грядущий, и на урок все заявились, как ни в чём не бывало. Даже первую половину урока было всё спокойно, пока Зинаида Васильевна рассказывала что-то из грамматики, но во второй половине случилось страшное.

Прежде чем писать, что там случилось, следует отметить три очень важных аспекта. Первое, у нас в классе не было ни одной Маши. Второе, моя фамилия по алфавиту третья с конца. Третье, я кашу ненавидел с раннего детства. Мне ближе свиная отбивная. Час Икс всё-таки наступил. Начался разбор полётов. Досталось всем по самые помидоры. В воздухе летали бездари, бестолочи и придурки, но это были ещё цветочки. Покончив с описанием интеллектуальных способностей своих учеников, Зинаида Васильевна огласила список кар за допущенные ошибки. Одна ошибка влекла за собой десятикратное переписывание предложения, в котором и была допущена эта ошибка. Если ошибок было две, то переписывать пришлось бы двадцать раз, причём всё это после уроков. Некоторым повезло, им выпало писать всего по десять раз, то есть всего в два раза больше, чем был сам диктант, но так не всем свезло. Была у нас одна девочка с труднопроизносимой фамилией, а звалась она, не приведи Господь как, так ей выпало писать три предложения по двадцать раз и два по десять. На всю жизнь хватит. Однако было и нечто странное в этом не совсем гуманном поведении Зинаиды Васильевны. Она пропустила мою фамилию и не только мою. Ещё две. Вот тут и прозвенел звонок.