Шрифт:
Ксенофонтов подумал о чем-то, глядя в солнечную даль, потом усмехнулся про себя и, тряхнув казачьим чубом, повел рассказ не торопясь, обстоятельно:
– На другой день после того, как деникинская армия на Днестре приказала долго жить, задумал командир батареи, папаша Просвирин, обменять свои трехдюймовки на новые, на трофейные. Собрал он батарейцев и приступил к осмотру деникинских пушек. А день выдался морозный, люди поеживаются, работают не ахти как проворно: пока пообтопчут снег вокруг пушки да развернут ее для осмотра - пропасть времени уходит.
А Просвирин тоже не торопится, каждой пушке вроде как коню в зубы заглядывает. Осмотрит одну. "Не годится, - говорит, - ствол изношен". Вторую осмотрит. "Никудышная!
– ругается.
– Станина лафета попорчена!" Глядел-глядел Котовский со стороны, как трудятся батарейцы, не утерпел и решил помочь им.
"С такой прытью, братва, - говорит, - вам до второго пришествия не подобрать орудия. Их тут вдоль Днестра понаставлено, шевелись только да пошевеливайся!
– И кивает Просвирину: - А ну айда, папаша, за мной!
Я буду стволы разворачивать, а ты каналы да замки проверять!" И пошел комбриг пушки расшвыривать:
какую влево, какую вправо, только лязг да грохот кругом! Батарейцы рты разинули, глядя на работу комбрига. А Просвирин как ни старался поспевать, только после десятой пушки обмяк весь, ухватился обеими руками за ствол орудия и говорит Котовскому: "Полегче, товарищ комбриг, не успеваю я! Взопрел весь как мышь, давайте отдохнем малость".
– Замотал, значит, Котовский папашу Просвирина!
– воскликнул Недбайло.
– Да и сам небось упарился?
– Кто, Котовский?
– скривил губы Ксенофонтов в презрительной усмешке. А нисколько! Как с гуся вода! Глядя на комбрига, взялись за дело и батарейцы.
За каких-нибудь полчаса развернули они десятка два_ орудий, разогрелись, как самовары, и решили покурить. А Просвирин отдышался, полистал свою записную книжицу, поразмыслил над чем-то и докладывает Котовскому: "Ни одно орудие не подходит, товарищ комбриг. Вороний корм, а не пушки!" - "Вот и я такого мнения, - согласился комбриг.
– Антанта знала, на какую лошадь ставила, под стать ей и пушки подсуропила!.." Тем часом бойцы подводят Котовскому коня не то генерала Бредова, не то полковника Мамонтова, того самого Орлика, на котором комбриг и посейчас ездит. Глянул Котовский на красавца коня и взыграл сердцем. Вскочил в седло, прогнал его на всех аллюрах взад-вперед и передал своему коноводу. "Золото, а не конь, - говорит довольным голосом.
– Поразительно чует и шенкель, и повод, и даже приказания корпусом!
Гляди за ним, Вася, - кивает на коня коноводу Чекмаку.
– Береги его как зеницу ока". Говорит эдак, а сам промеж нас похаживает, по снегу сапогами поскрипывает, то одного, то другого по плечу похлопывает.
Хлопок и мне достался, да такой душевный, что я аж с ног свалился... Не верите? Право слово! Уж больно тяжела рука у комбрига!
– Неужто дерется?
– изумился Охрименко.
– Чудак ты, парень!
– смешливо покосился Ксенофонтов на Охрименко. Разве ему с его силищей можно драться? Человек двухпудовыми гирями крестится, а ты: "Неужто дерется"! Ежели говорить начистоту, так такой человек, как наш комбриг, муху не обидит!
Другое дело, когда в бою обнаружится трус или, скажем, заведется в эскадроне барахольщик, с таким, конечно, у него разговор короткий.
– Под трибунал, значит?
– сдвинул брови Недбайло.
– Как водится, - утвердительно кивнул головой Ксенофонтов.
– Рук марать не станет.
Бойцы понимающе переглянулись, притихли, призадумались.
Федор Сторчаков, помощник взводного Яблочко, поглядев на молодых бойцов, сказал:
– Что касается силы комбрига, так что ж тут удивительного! Человек не курит, ничего спиртного, окромя молока, в рот не берет, ест овощ, не брезгует фруктами, любит, конечно, и мясцо, когда заведется, а главное, по два раза на день гимнастику делает, студеной водой обливается, а от этого самого у человека и здоровья воз, и сила богатырская...
Сторчакова с жаром перебил Христоня:
– Да что ты, Федор, ему доказываешь! Мало ли еще какие богатыри водятся в нашей бригаде! Взять того же Руснака, знатного рубаку из эскадрона Скутельникова. Разве не богатырь? Первейшей статьи богатырь! Самого Илью Муромца за пояс заткнул бы, ежели б только пришлось им помериться силой!
– Эва куда хватил!
– сверкнул белизной зубов Недбайло.
– "За пояс заткнет!" Илья Муромец, сказывал в школе учитель, самого Соловья-Разбойника к своему стремени пристегнул да на цепь посадил! А вашего Руснака, поди, за голенище заткнет да еще так отшмагает нагайкой, что не всякой сеченой козе и во сне привидится!
Молодые бойцы рассмеялись и переглянулись: здорово, мол, Недбайло осадил Христоню!
За изгибом-дороги сверкнул стрельчатый шпиль катенбургского костела. Бригада с большого шляха свернула на проселочную дорогу - краткий путь к Катенбургу. Лошади с головой утонули в высокой ржи, и казалось издали, что над усатой гладью колосьев движутся не головы всадников, а ползет в хлебах диковинное чудище.
Неожиданно в голове колонны прозвучал сигнал тревоги и тотчас послышался громовой голос Котовского: