– Я не приму это, пока не проверю подлинность камней.

– Справедливо, – отозвалась невидимая собеседница. – Тогда предлагаю вам остаться у меня на ночь, а утром я отправлю за ювелиром, чтобы вы могли удостовериться в искренности моих намерений.

– Слишком сложно. У меня нет желания ночевать здесь.

– Зато ты очень спешишь продать вещь, за которую ваши родители отдали жизни, не так ли?

Повисло потрясенное молчание.

– Кто ты? И что тебе об этом известно?

– Ну… Судя по твоему ответу, я, выходит, ваш друг семьи.

Из затененного углубления у дальней стены вышла гибкая тень – одетая во все черное высокая, стройная женщина. Незнакомка остановилась, не дойдя несколько шагов до освещенного луной прямоугольника, и выжидательно замерла.

– Дурацкий розыгрыш, – недовольно буркнул Вигмар. – Или заканчивайте свой спектакль, или сделка отменяется.

– Вейшенг, ведь так тебя звали? И малышка Ян-Гойли, верно?

Ягори растерялась и оглянулась на брата. Но тот исподлобья смотрел на неизвестную и незаметно подбирался к звездочке, припрятанной в рукаве.

– Ой, будь так любезен, не порть мне настроение, – капризно отмахнулась женщина. – Мой слуга прикончит вас до того, как ты достанешь… не знаю… Что там у тебя в рукаве? Нож? Лучше убери руки и выслушай меня.

– Если бы мне платили за разговоры, я бы давно купался в золоте, – фыркнул Вигмар. – Мне не интересно, каким демонам ты заплатила, чтобы добыть эту информацию.

– Мне думается, твоя сестра не согласна. Ведь так, Ян-Гойли?

Ягори снова вопросительно обернулась на брата.

– Мы уходим, – отрезал Вигмар.

– Ян-Гойли, а ты что скажешь? – продолжала настаивать женщина.

– Я… Мы…

– Вы – двое сирот, – перебила женщина, – которые, судя по всему, ничего не помнят о своем прошлом. А между тем, я могла бы что-то вам рассказать.

– Зачем тебе это? – перебил ее Вигмар.

– Ну, я вроде как искала вас эти годы. Не хотите все-таки послушать?

***

Высокая, нескладная Сю-Ин, понурив голову, стояла у ступеней храма. Мелкий моросящий дождик собирался каплями на черных волосах, подвязанных белой лентой. Капли повисали тяжелыми бусинами и падали на белоснежное траурное одеяние. Там, в глубине храма, на постели из белых ирисов лежал ее муж. Высокий, стройный. Такой родной. И такой красивый. Чуть ранее она сама зажгла свечу в его ногах и положила в рот серебряную монетку – единственную, которая у нее была.

Она стояла, а в руках расплывались, напитавшись дождем, простые белые конверты – знак внимания от немногочисленных близких, которые поспешили испариться, едва исполнив формальности.

Сю-Ин стояла одна, не в силах зайти в храм и снова заглянуть в лицо усопшему: иначе придется поверить, что все взаправду. А так можно стоять здесь под мелким осенним дожем и ждать, что вот он прибежит, накинет плащ и отругает за забывчивость. Что-нибудь глупо пошутит, и они побегут, обнявшись, в свой маленький домик. Бедный, неказистый, но свой!

Был. Больше его нет.

Кто она теперь? Опять сирота? Хуже – вдова сироты. Гвоздь на пепелище, ненадолго пригретый у очага, и снова ничей.

Сю-Ин молча отдала горстку медяков подошедшим служителям и не глядя пошла прочь.

Все равно куда. Только подальше отсюда, где нет у нее больше ни дома, ни семьи.

А за спиной уже сноровисто заколачивали простой деревянный гроб.

Город шумел. Очередной безымянный город, каких уже было много на ее пути. Город, где она будет стыдливо прятаться от городской стражи, и где, может быть, раз в день сможет позволить себе чашку риса – все ее скудное пропитание. Хотя скоро и на это не останется денег: не больно-то расщедрились те, кто называли себя родней. Да и какая родня у двух сирот? Так, знакомцы, что время от времени делили с ними крышу и хлеб. И напоследок подкинули мелочи в поминальных конвертах. Вот и вся родня. Никто не предложил разделить с ней кров. А она и не спрашивала.

Она ушла.

В дороге кто-то подсказал, что в городах бездомным раздают пищу. Но в каких городах, она не знала. И она шла в надежде повстречать такое место, где бы сыскалось ей новое пристанище.

В одном из переулков попалось грязное, сорванное со стены объявление, в котором служба префектов приглашала всех желающих пройти обучение и вступить в ряды полицейской службы. Сю-Ин отстраненно поглядела на бумажку и хотела пойти дальше, чтобы поискать укрытие на ночь, но из соседнего переулка вдруг донесло аромат свежих пряников. Изумленная, она застыла. Это же был праздник Осени. Вот почему город так радуется. Вот почему шумят улицы. Сердце внезапно стиснула тоска – когда-то давно, в другой жизни, они с мужем всегда выбирались из деревни в город, чтобы полакомиться лунными пряниками и посмотреть на праздник.

В другой жизни. Да.

Она вздохнула и собралась уходить, как вдруг навстречу вывернул полицейский патруль. Завидев оборванную, растрепанную фигуру, полицейские подобрались и, кивнув один другому, пошли наперерез. У Сю-Ин сердце ушло в пятки. Но на рыночной площади пробило полдень, и стражники, махнув на нищенку рукой, двинулись обратно, обсуждая, что ждет их в казармах на обед.

Сю-Ин снова внимательно посмотрела на оборванный листок – никаких уточнений, ни пола, ни рода, ни семейного положения.