— Роуг? — Грубо пробормотал я, и она издала еще один тихий всхлип. — Тебе больно? — Она не ответила, и я опустился на колени, прижимая пистолет к ее спине. — Не кричи, — предупредил я, прежде чем развязать кляп и вытащить его.

Я перевернул ее, и она уставилась на меня в темноте, ее глаза блестели. — Уходи, Рик, — сказала она сдавленным голосом.

— Не могу, красавица, — тихо сказал я. — Что случилось?

— Как будто тебя это волнует, — усмехнулась она. — Ты наставил на меня гребаный пистолет. Просто возвращайся за руль. Я хочу, чтобы эта ночь поскорее закончилась. — Она отвернулась, и я уставился на нее, не зная, что делать. Но мои руки двигались сами по себе, и я засунул пистолет сзади в джинсы, затем откашлялся.

Мне вспомнилось, как ее ужалила медуза, когда ей было десять лет. Я вынес ее из воды, и она рыдала у меня на руках, переживая, что убила эту чертову медузу, потому что ударила ее. Такова была моя потерянная девочка, ее всегда больше волновала чужая боль, чем своя. И на секунду мы снова стали теми двумя детьми на пляже, которые прижимались друг к другу и обсуждали, может ли медуза выжить после удара кулаком по лицу. И есть ли у них вообще лица.

— Я не хочу, чтобы ты плакала, — грубо сказал я, и она поджала губы.

— Ну, я нахожусь в кузове твоего гребенного фургона, связанная, мои лодыжки чертовски болят, потому что наручники слишком тугие, и застряла с очередным парнем, который намерен заставить меня страдать как можно дольше.

Со многим из этого я ничего не мог поделать, но кое-что я мог сделать лучше. Я схватил ее за лодыжки, достал ключ из кармана и расстегнул наручники. — Вот, так лучше?…

Ее связанные кулаки врезались в мое лицо, и, когда я был вынужден отступить на несколько дюймов, она выскочила за дверь и с диким хохотом бросилась бежать, спасая свою гребаную жизнь.

— Сука! — Взревел я в ярости от того, что она, блядь, обманула меня, погнавшись за ней, когда она начала звать на помощь.

Мое сердце начало отбивать бешенный, панический ритм, и я погрузился в то холодное, темное место внутри себя, где не жило ничего, кроме ярости. Я налетел на нее, повалил на травянистую обочину и зажал ей рот ладонью. Она укусила меня, как животное, но мне было наплевать, я потащил ее обратно к фургону и бросил внутрь.

— Подожди! — Крикнула она, прежде чем я захлопнул дверь у нее перед носом.

Я помедлил, и мои губы растянулись в оскале, когда я вытащил пистолет сзади из джинсов в знак предупреждения.

— Позволь мне поехать в кабине, — потребовала она. — Это гребаный бред. Ты сказал мне, что хочешь, чтобы я помогла тебе исправить это дерьмо, и я согласилась. Так почему же меня везут на эту работу, как гребаный скот?!

— Потому что тебя может увидеть Арлекин, — рявкнул я. — А я слишком занят для чертовой засады.

— Мы за много миль от города, кто, блядь, меня может здесь увидеть? — требовательно спросила она, и мне пришлось признать, что она была права. — Ты можешь привязать меня к этому гребаному сиденью, если это доставит тебе удовольствие, но, если ты заставишь меня ехать здесь всю дорогу, я ни хрена не буду помогать тебе сегодня. На самом деле, я закричу, как только увижу кого-нибудь из людей Шона, и удостоверюсь, что они знают, кто за ними пришел.

Я зарычал сквозь зубы. Она даже не была нужна мне на этой работе, я мог просто оставить ее в фургоне. Но к черту, если то, что она поедет впереди, прекратит ее нытье, тогда ладно.

Я схватил ее за ногу, дернув к себе, и она ударила меня по руке. — Я могу идти сама, ослиный член, — огрызнулась она, и я раздраженно хмыкнул, отодвигаясь в сторону и театральным поклоном показывая ей выйти.

— Сюда, ваше гребаное высочество, — прорычал я.

— Спасибо, крестьянин, — легко сказала она, выпрыгивая из фургона, и я закрыл дверь, прежде чем последовать за ней к пассажирской стороне кабины, указывая дорогу пистолетом. Она забралась внутрь, и я захлопнул за ней дверцу, обошел машину и запрыгнул обратно на водительское сиденье, прежде чем нажать кнопку блокировки двери.

— Значит, твои слезы были притворством, — огрызнулся я, доставая из бардачка веревку и привязывая ее наручники к двери рядом с ней. Веревка была достаточно длинной, чтобы она могла двигаться, но не настолько длинной, чтобы она могла дотянуться до меня.

— Боже, неужели ты думаешь, что я действительно буду плакать из-за тебя? Была там, делала это, выиграла футболку «Меня бросили мои друзья».

— Я пытался пойти за тобой, — прорычал я.

— Я знаю, — сказала она, и ее тон немного смягчился. Она закинула ноги на приборную панель и наклонилась, чтобы вытащить мой телефон из подстаканника.

— Эй, — прорычал я, потянувшись за ним, но она убрала его.

— Как ты думаешь, Рик, кому я собираюсь позвонить? Охотникам за привидениями? — Она закатила глаза, а затем выбрала «Savage» в исполнении Bahari на моем телефоне, и песня заполнила всю машину.

— Ты могла бы вызвать полицию, — заметил я.

— Вопреки тому, что ты думаешь, я на самом деле хочу поехать туда, чтобы поиметь Шона и достать твои чертовы наркотики. Так что поехали уже, и можем мы купить бургеров? Я умираю с голоду. Что это за поездка, если у нас нет закусок? Ты что, все это время сидел здесь и просто… дышал? Пфф. — Она с надеждой огляделась в поисках каких-нибудь признаков еды, но здесь ничего не было. Я открыл сумку в пространстве для ног, достал свою кожаную куртку и набросил ей на руки, чтобы прикрыть наручники и веревку.