Он смотрит на меня, как на незнакомку, и мои глаза наполняются слезами, затуманивая взгляд. Боже, я не могу поверить, что он мог подумать такое после всего случившегося.

— Коннор, я бы никогда не сделала ничего подобного, — я яростно моргаю, горячие слезы скатываются по щекам. — Как ты можешь…

— Ты — Ван Хельсинг! — ревет он, поднимая руки, когти сверкают. — Это то, чем вы занимаетесь! Вы жестоки, лживы, отвратительны и способны убить собственную семью! Убирайся нахуй, Уитли. Уходи, пока я не сделал глупость!

— Я не одна из них! Моя фамилия Уитт, ты дубина! — кричу я в ответ, с трудом сдерживая звериное превращение. Я так напугана и расстроена, что меня трясет, а сердце разрывается. Я чувствую связь между нами, все еще сильную, как прежде. Не может быть, чтобы он говорил это всерьез. — По контракту я должна работать еще три недели, и я их доработаю. Если ты не хочешь меня слушать, то хотя бы позволь мне закончить работу, чтобы я смогла открыть свою пекарню!

Я знаю, что это отчаянная попытка остаться, но, возможно, через несколько дней он успокоится, и все будет в порядке.

— Если деньги — это все, что для тебя важно, тогда я, блядь, заплачу тебе и посчитаю твой контракт выполненным. Я скорее отрежу себе руку, чем прикоснусь к тебе снова. Ты буквально то, что я больше всего ненавижу в этом мире, и я даже смотреть на тебя не хочу.

Сердце болезненно сжимается, и печаль проникает в самую глубину души.

Я понимаю, что предала его на уровне, который мне не под силу осознать. И у меня нет способов это исправить. Он был одинок триста лет, и я даже представить себе не могу, через что ему пришлось пройти. Но это не значит, что я хочу оставить его. Я понимаю, что ему больно, но это не тот Коннор, которого я знаю. Мы должны быть в состоянии пережить это вместе.

— Но я люблю тебя…

Янтарные глаза Коннора вспыхивают. Вместо теплоты после моего признания его лицо искажается гримасой отвращения.

— Мне плевать на твои чувства, Уитли. Я даже находиться рядом с тобой не хочу.

Боль пронзает меня насквозь, но я отказываюсь в это верить. Ложь.

— Ну, это твоя проблема. Не моя. У меня еще есть несколько недель по контракту, а у тебя нет причин для увольнения, — я дрожащим пальцем указываю в сторону кухни. — Я остаюсь, и ты не можешь заставить меня уйти.

Сердце пропускает удар, а затем начинает биться с бешеной скоростью, когда он делает шаг вперед и с гневным рыком, от которого по коже бегут мурашки, заставляет меня сжаться от страха.

— Тогда это сделаю я!

Он выходит из библиотеки, даже не оборачиваясь, унося с собой осколки моего разбитого сердца.

?

Коннор О'Дойл

Я смотрю вниз на мутно-коричневую воду, которая плещется о камни подъемного моста. Руки упираются в бока, пока ветер рвет мои волосы и остатки рубашки с пиджаком. Я разорвал одежду, когда напряг плечи по пути на улицу, и вот уже целый час смотрю на ров, размышляя, какое ужасное преступление я совершил в прошлой жизни, чтобы заслужить этот пиздец. Ответов у меня нет.

К счастью, ни один из оставшихся гостей или сотрудников не стал свидетелем моего срыва в коридоре по дороге сюда. Мне нужно было уйти подальше от проклятого замка и Уитли, прежде чем я сделаю что-то по-настоящему глупое.

Моя пара — Ван Хельсинг.

Горький смешок срывается с моих губ, даже несмотря на то, что от этой мысли мне хочется колотить кулаками по чему-нибудь, пока я не перестану чувствовать эту ярость. Жгучая ненависть бурлит внутри, как вулкан, разъедая, даже когда я пытаюсь осмыслить то, что не могу принять. Как она могла скрыть это от меня?

Я не знаю, как теперь могу ей доверять, когда она происходит из самой ужасной семьи, известной монстрам. Им было все равно, насколько невинны существа, которых они убивали. Они пытали меня и уничтожили так много моих дорогих друзей.

К тому же она не только солгала мне и умышленно держала в неведении, но и решила довериться Одетт. Это ощущается, как второе предательство, и я ненавижу это чувство.

Тот факт, что она до сих пор мне не доверяет, тоже начинает гноиться, как незаживающая рана. А теперь еще и этот кошмар с ее происхождением. Я оправдывал ее неуверенность во мне тем, как ужасно обращался с ней вначале, но она все еще скрывает что-то важное, даже после всего, через что мы прошли. Мне хочется рвать на себе волосы и преследовать ее, как зверь, которым я и являюсь, а затем потребовать объяснений. Но одна только мысль о том, чтобы быть рядом, вызывает в моем воображении ее лицо в грязи, пока я трахаю ее до полного подчинения. Ее предательство никак не уменьшает реакции моего тела, даже если ярость и ненависть говорят лучше оторвать себе член, чем поддаться влечению. Будто две стороны меня ведут войну.

Я напрягаю мышцы спины и рук, борясь с собой, чтобы не сорваться.

Я настолько зол, что мог бы причинить ей боль, а этого не хочет никто из нас, несмотря на ее сопротивление.

Моя пара. Моя единственная истинная пара — из семьи, на которую я охотился веками. Я не думаю, что она действительно планировала меня обмануть — наша связь слишком сильна, но это была первая мысль, которая пришла в голову. Теперь, когда я немного остыл, я чувствую себя ослом из-за сказанного.

Вода с шумом ударяется о камни, напоминая, почему я здесь. Если Лахлан знал, что она Ван Хельсинг, и не сказал мне…