Шрифт:
— Пришла бы ко мне, я бы дал тебе фотографию, где медведь сидит за столом вот в этом саду. Тогда она бы точно тебе поверила.
Лиля спрыгнула на пол и радостно крикнула:
— Покажи мне сейчас!
Сева поднялся с кресла и быстрым шагом прошел в кабинет, где хранились его книги про животных и растения, фотоальбомы с охоты и путешествий. Он собирал их до болезни, старательно подклеивая и подписывая каждый снимок. На стенах висели рога архара и марала, а на высоких полках стояли чучела болотной совы и пустельги.
Сева с гордостью оглядел комнату и пропустил Лилю вперед. Он деловито походил из стороны в сторону, делая вид, что вспоминает, в каком из шкафов лежат фотографии, хотя прекрасно помнил — в каком, но ощущение легких конечностей и присутствие человека, заинтересованного в нем, кружили Севе голову и отметали всякое желание смотреть на часы.
— Вот он!
Он выдернул из кипы альбомов тот, что искал, сел на диван, вынул из кармана очки и начал листать. Лиля взобралась на спинку дивана и обняла его за шею, рассматривая фотографии.
Наконец она увидела большой черно-белый снимок, запечатлевший настоящего бурого медведя в окружении людей. Он сидел за накрытым столом, запрокинув голову и приоткрыв рот, словно только что произнес тост, от которого сам же пришел в восторг.
— Это ты! — Лиля показала на молодого Севу. Он стоял слева от медведя и смотрел прямо на Лилю. Кудрявый, прямой, в вышиванке с закатанными рукавами. — А это тетя Рая.
Она сидела боком к камере, уперев в руку подбородок и улыбаясь мальчику на противоположном конце стола.
Сева провел рукой по изображению жены — она была полная, длинноволосая и очень задумчивая. Севе нравилось снимать ее профиль: линия спины плавно переходила в линию шеи и заканчивалась упругой черной шишкой, схваченной невидимками на затылке.
— Какие вы молодые, — протянула Лиля.
Сева закрыл альбом и посмотрел на часы.
В саду надрывно верещали индийские скворцы, вовлекая в свою ругань других птиц. Хазар поднял голову, лениво повел ушами и посмотрел на хозяина. На веранде стало припекать. Сева схватился за приделанный к стене ремень и с третьей попытки вытянул себя из кресла. Время таблетки еще не пришло. Медленно передвигая ноги и почти не отрывая их от пола, он с трудом одолел коридор, дошел до зала и опустился в кресло.
Несколько раз он пытался подняться, чтобы подойти к окну и послушать: не топчется ли кто-то возле ворот. Раиса упрямая и калитку могла запереть — с нее станется. Но подняться так и не смог и, тяжело вздохнув, подумал: правильно ли поступил с Лилей. Два месяца назад он был уверен, что правильно. А теперь чувствовал себя таким же беспомощным и растерянным, как в тот день, когда, спотыкаясь в мерзлой грязи, упрямо нес на руках журналистку ташкентской газеты «Правда Востока». И тот же Костя Нагибайло с обожженным лицом кричал ему в самое ухо, глядя на ее развороченный живот: «Брось, померла!» — и тянул его вниз к земле, прикрывая оголенную голову лопатой. Но Сева не бросил.
В санчасти их разделили. Когда из голени доставали пулю, он, не стесняясь, плакал, а Костя Нагибайло сказал: «Сева, я стал поэтом. Слушай: Ни одну не люблю я женщину, потому что люблю войну. На войне можно вдоволь наплакаться, здесь не принят вопрос “почему”». Севе стихи не понравились, но Косте он сказал, что понравились.
Сквозь сон он вспоминал, что еще было в тот день. Вот он захлопнул фотоальбом, посмотрел на время, вот Лиля царапнула ноготком обложку и, все так же сидя у него за спиной, сказала, что если сейчас позвонит ее классная, не мог бы он объяснить, что она пропускала уроки по уважительной причине.
Сева ничего не понял.
Лиля замешкалась, встала с дивана и неестественно уверенным голосом сказала:
— Понимаешь, меня не было две недели. Если сегодня позвонит моя классная, скажи ей, что я пропускала, потому что ухаживала за тобой.
— Как? — недоумевая, спросил Сева.
Лиля принялась обкусывать губы.
— Ну я же уже объяснила, — нетерпеливо сказала она. В ее тоненьком голосе прозвучало женское раздражение.
Сева помотал головой.
— Я все равно ничего не понял.
Лиля повысила голос и отчеканила каждое слово:
— Если сегодня позвонит моя классная и спросит, как твое здоровье, и потом спросит, когда я приду в школу, скажи ей, пожалуйста, что приду в понедельник, а может, во вторник. Но главное, скажи так, чтобы она поняла, что ты в курсе всего.
— В курсе чего? Почему она позвонит сегодня, и почему сюда, и почему две недели?
Сева почувствовал себя дураком, провалившимся в трясину. Обычно она появлялась, когда он засыпал в ожидании таблетки, и исчезала, когда он бодрствовал, приняв ее. Теперь все стало с ног на голову. Он был бодр, таблетка работала не больше часа, но он увязал все глубже и глубже.