Шрифт:
— Я очень рад, — величественно обратился дядя Венцель к Шиллю, — что вы хотите возродить дуэли в нашем веке. А что вы думаете насчет открытия клуба? Уверен, многие пожелают в него вступить.
Шилль улыбнулся, мысленно видя себя на сцене перед залом, полным зрителей с вдохновенными лицами, и представляя себе, как читает лекции и устраивает семинары, темой одного из которых непременно станет «Оскорбление третьей степени сквозь века». Фантазия стремительно уносила Шилля все дальше, и вот он уже воображал, как водит экскурсии по местам знаменитых дуэлей, обдумывал возможность правовой поддержки дуэлянтов, создания агентства по подбору секундантов и, пожалуй, оказания экстренной помощи участникам поединков, почему бы нет? Опять же не повредят специальная служба дуэльной медицины и похоронное бюро со льготными условиями для членов клуба…
— Отличная идея, дорогой Венцеслав! Мы с вами понимаем, что такой клуб сразу же закрыли бы, но законного пути в этом деле, увы, нет. Дуэли всегда были запрещены. Да и твой оружейный бизнес, — обратился Шилль к Лоренцу, — тоже не совсем легален.
— Что верно, то верно. Полиция может нагрянуть сюда в любой момент.
— А вдруг я полицейский, агент под прикрытием? А вдруг я арестую тебя прямо сейчас?
— А вдруг агент под прикрытием — это я? Ты хочешь купить пистолеты с патронами, но разрешения на оружие у тебя нет. Вот ты и попался, голубчик!
После этого обмена любезностями, конечно же, следовало произнести еще один тост. На сей раз из-за стола поднялся Шилль и провозгласил:
— Выпьем за освященную веками культурную традицию дуэли, которая способна пробудить в человеке самое благородное начало, если только оно у него есть.
Все чокнулись.
Дядя Венцель откашлялся и произнес:
— Проблемы с законом — не единственная сложность этого воображаемого клуба. Если в одном помещении соберется множество людей, готовых к дуэли, может статься, что они начнут бросать вызовы направо и налево и в два счета перестреляют друг друга.
— И в конце концов в клубе останется всего один человек, которому придется сразиться с самим собой. Последний дуэлист! — развеселилась Полина.
— Не дуэлист, а дуэлянт, — поправил Шилль, — последний дуэлянт.
— А вы знаете, когда состоялась последняя дуэль? — спросил дядя Венцель.
— Минутку… — задумался Шилль. — Дело было во Франции в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. Классический случай оскорбления. Один человек называет другого идиотом. Оскорбленный требует, чтобы оскорбитель взял свои слова обратно, тот заявляет, что идиот всегда остается идиотом и что в его случае это особенно верно. Оскорбленный требует сатисфакции и вызывает оскорбителя на поединок. А самое невообразимое — все это происходит публично, в Национальном собрании! Противники — социалист, позже ставший министром внутренних дел, и один из голлистов, который должен жениться на следующий день после дуэли. Его оппонент язвит, что после дуэли необходимость в бракосочетании отпадет, ведь он не сможет исполнять супружеские обязанности.
— Ага, — ухмыльнулась Полина, закуривая сигарету.
— Они условились о дуэли на шпагах. Та состоялась наутро в присутствии прессы, даже киносъемка велась. Никто не умер, один из противников получил легкое ранение в руку, после чего поединок прекратился.
— А свадьба? — спросила Полина.
— Тоже состоялась. Кстати, секундантом жениха был Жан-Мари Ле Пен, впоследствии основавший Национальный фронт. Последний секундант, так сказать.
— А когда была последняя дуэль в Германии? — осведомился дядя Венцель.
— Это ты и сам знаешь, — ответил Лоренц, — в Хоэнлихене. Кстати, на сегодняшнем аукционе я купил тот сундучок со всем содержимым.
— Неужели? — поразился дядя. — Он снова в семье?
— Да, — кивнул Лоренц. — И в семье останется.
— Последней дуэлью в Германии будет моя, — заявил Шилль.
Воцарилось молчание.
— Ах да, вам нужны пистолеты. С какой целью, позвольте узнать? — осведомился дядя почти официальным тоном.
— Хочу вызвать на дуэль одного гражданина. Я обвиняю его в соблазнении особы женского пола. Согласно кодексу, это оскорбление третьей степени. Оскорбления бывают прямыми — это словесные ругательства или физические действия — и косвенными — это заочные обидные и порочащие высказывания в отношении третьих лиц.
Никто не понимал, о чем говорит Шилль. Лоренц и его домочадцы за говорил и все одновременно, причем на двух языках сразу. Подождав, когда они замолчат, Шилль продолжил:
— Главная проблема, друзья, состоит вот в чем: многое из того, что веками считалось серьезной формой оскорбления, теперь стало обычным явлением. Человек больше не готов рисковать жизнью на дуэли из-за того, что кто-то назвал его придурком.
Полина посмотрела на Шилля с сомнением.
— Возьмем для примера голословное оскорбление. В каждом политическом споре оппоненты обвиняют друг друга во лжи или некомпетентности. Одно это раньше уже являлось поводом для дуэли, о серьезных оскорблениях или, скажем, ударе перчаткой по лицу я вообще молчу. Соблазнение сестры, возлюбленной, жены или хотя бы словесный намек на таковое? Немедленно к барьеру! Вот почему погиб Пушкин, вот почему, возможно, погибну и я, но тут ничего не попишешь. — Шилль умирать не собирался, однако его патетическая речь звучала весьма складно.
— О какой женщине идет речь? — поинтересовалась Полина.
— О Констанции. Мы с ней прожили вместе четыре с лишним года.
— Кто же ее соблазнил?
— Ее психиатр.
— Бывает, — кивнула Полина.
— Я не поверил. Я даже и не подозревал, что… По словам Констанции, у нее не осталось сил жить с человеком, у которого бзик на дуэлях. Я не поверил. Незадолго до нашего расставания она лечилась у этого психиатра, якобы от бессонницы. Вот и долечилась…
— То есть она ушла от вас к нему, — перебила Полина. — Что тут скажешь, бывает.