Полина продолжала барабанить пальцами по лбу, вдыхая и выдыхая сигаретный дым и предвкушая новые неправдоподобные детали этой анекдотической истории. Дядя Венцель и Николай сидели со скептическими лицами.

— Он сказал, что позвонил в приют для животных. Туда в поисках пропавшей таксы обратилась дама. Номер на ошейнике таксы совпадал с тем, который она назвала. А что касается супруга моей знакомой, он только что обратился в полицию, потому что его жена исчезла.

Мужчины не выдержали и рассмеялись. Полина покачала головой.

— Разгадка оказалась весьма банальной: аптека занимала большое помещение в торговом пассаже со множеством входов и выходов.

— Ваша знакомая ошиблась дверью, — улыбнулся дядя. — Случается.

Судя по выражению лица Полины, она ожидала более впечатляющей развязки. Дослушав историю о мнимом перевоплощении человека в собаку, Полина встала и разлила остатки красного вина по бокалам. Держа почти догоревшую сигарету в одной руке и бокал вина в другой, она воскликнула:

— Давайте выпьем за Квиза и за то, чтобы он не превратился в чужого мужа!

Все осушили бокалы, а пес вскинул голову и сердито залаял.

— Но мы отвлеклись, — подняв палец, изрек дядя Венцель. — Вернемся к дуэли с новым приятелем вашей бывшей подруги. Что она говорит по этому поводу?

— А ничего не говорит. — Шилль пожал плечами. — Мы расстались несколько месяцев назад и с тех пор больше не виделись.

— От кого же вы узнали, что она теперь с этим Марковым?

— Хотя она уехала от меня, на ее имя периодически приносят почту. И вот на днях пришло письмо из полиции. Я распечатал, вижу — штраф о превышении скорости и снимок с камеры фотофиксации. Тут-то я и увидел его смеющуюся рожу. Он улыбался точь-в-точь как на обложках своих дурацких книг, я его узнал. Он был за рулем ее машины, Констанция сидела рядом, ее лицо было затенено, но, разумеется, я сразу догадался, что это она.

— О, — только и смогла произнести Полина.

— А насколько он превысил скорость? — уточнил Лоренц.

— Почему это тебя интересует? — буркнул Шилль.

— Если человек едет слишком быстро, это означает, что он чувствует себя свободно и в безопасности, если слишком медленно — что он осторожен и напуган.

— На семьдесят два километра в час.

— На семьдесят два?!

— Да.

— Мне очень жаль, но они действительно влюблены друг в друга, — вздохнул Лоренц.

— А что, если Констанция не в состоянии говорить с вами, Александр, потому что ваша разлука тоже причиняет ей боль, и она решила сообщить вам о переменах в своей личной жизни таким вот способом? — предположила Полина.

— Я тоже не в состоянии говорить, — возразил Шилль, — зато пистолеты, думаю, смогут. Они смогут сказать о том, что творится у меня на душе.

Квиз почему-то гавкнул, а дядя Венцель почесал подбородок.

— Смогут, разумеется, но есть ли в этом необходимость?

— Квиз! — крикнула Полина. — Иди сюда! — Она встала и пошла к двери, пес устремился следом. — Александр, вы только не уходите, пока я выгуливаю Квиза, хорошо? Мы быстро.

Николай тоже вышел из-за стола и направился в подвал, чтобы, как он выразился, подготовить пистолеты. Шилль и дядя Венцель, оставшись в гостиной вдвоем, думали каждый о своем. Недоку-ренная сигарета Полины тлела в пепельнице, ритм ходиков отмерял тишину.

— Вы не возражаете, если я поиграю на пианино? — спросил дядя.

— О, вы пианист?

— В Саратове преподавал музыку и сорок лет аккомпанировал консерваторскому хору.

Он, похоже, хотел в очередной раз поклониться, но передумал и подошел к пианино. Сев на табурет, педантично сложил вязаную накидку и поднял крышку над клавишами. Вскоре дядя Венцель заиграл: первые аккорды прозвучали словно нерешительно, затем музыка сделалась дикой, а потом возвышенно трагической. Пианист вполголоса напевал. О чем-то вспомнив, он чуть замедлил темп игры и обратился к гостю:

— Любите оперу? Это «Онегин» Чайковского.

— Честно говоря, не особенно, — неловко ответил Шилль. — Я не фанат гротескных шлягеров.

— О нет, мой дорогой, опера — это вовсе не гротескные шлягеры. Проверьте, и вы сами в этом убедитесь.

— Я думаю, Пушкин устроил бы дуэль с Чайков ским из-за этой жутко вульгарной оперы, будь он жив в день ее премьеры.

Дядя продолжал играть, покачивая туловищем взад-вперед, точно мусульманин на молитве.

— Помнится, оперу поставили в Москве в тысяча восемьсот семьдесят девятом году. Пушкину, доживи он до тех времен, стукнуло бы восемьдесят, Чайковскому еще не было бы сорока. Равным эдакий поединок не назовешь.

— Да, разница в возрасте, это вы верно заметили… Допустим даже, что Пушкин отправил бы от своего имени кого-то помоложе, например сына. Но дуэльные кодексы такое запрещают, уважаемый герр Венцеслав.

Беседу прервал Лоренц, вернувшийся с полиэтиленовым пакетом, на котором большими буквами было написано: «Привет, окружающая среда!» Хозяин дома извлек из него два пистолета в газетной обертке и положил их на стол. Дядя заиграл душещипательную арию и с упоением запел.

— Я вот о чем подумал, — заговорил Лоренц. — Если ты хочешь максимально соблюсти традиции, следует использовать немецкое оружие.