— Интересно, где я ошибся? — прошептал Савио мне на ухо.

Я ахнула, когда почувствовал укол иглы в шею, и все потемнело.

глава 23

ЛУКА

— Ты понимаешь, как нелепо это звучит? — спросил Маттео, откинувшись на спинку своего черного кожаного кресла и играя со своей Zippo.

Офис Маттео был таким же, как он сам и его душа… весь из черной мебели и стекла. Его стол внушителен, его кресло такое большое, что оно больше походило на удобный трон.

Я наклонился вперед на своем сиденье. — Ты хочешь сказать, что Бенни не способен убить, чтобы стать капо?

Маттео рассмеялся. — О нет, Бенни вполне способен убить ради этого. Но он и его сын-идиот… — он покачал головой. — Они недостаточно хороши или умны, чтобы избежать наказания за что-то подобное.

— Может быть, армяне были замешаны. Теперь он действительно кажется их маленькой сучкой.

Маттео закатил глаза. — Армяне — оппортунисты; они бы не стали связываться с твоим дядей, пока он не стал капо, — он вздохнул. — Какие у тебя вообще есть доказательства?

Дом собирался ответить, когда мой телефон завибрировал. Я посмотрел на имя Энцо. Я нахмурился. Парень ненавидел говорить по телефону по понятным причинам; его звонок мне не предвещал ничего хорошего.

— Энцо?

Маттео бросил на меня недоверчивый взгляд, словно не мог поверить, что я отвечаю на звонок в его присутствии.

— Л-л-лука. Я-я-я д-думаю, что С-савио и мой о-отец сделали что-то п-плохое.

— Что они сделали?

— К-к-кэсси.

Я вскочил со своего места и жестом попросил Дома встать.

— Ты дома?

— Д-да.

— Хорошо. Дом приедет забрать тебя. Оставайся там, — я повесил трубку. — Энцо сказал, что у его отца Кэсси.

Дом побледнел, а его руки сжались в кулаки. — Он мертвец, — прорычал он.

Иногда я забывал, насколько она важна для него.

— Отвези Энцо обратно в отель. Встретимся там.

— А мы? — спросил Маттео, когда Дом ушел. — Ты же знаешь, что я не могу быть храбрым, Джанлука; это что-то, что происходит в твоей собственной семье.

Я покачал головой. — А что, если я его одолею? Будут ли меня судить?

— Будут.

— Но она у него! Я люблю ее.

— Ну… Это поворот сюжета… Она не твоя жена, Джанлука; ты официально не объявил ее своей. Для семьи она не более чем свободный гражданский, который слишком много знает о нас. Бенни не будут судить слишком строго за его поспешность.

— Она не ничто; для меня она все. Ты вообще знаешь, что такое любовь?

Он скривил губы в отвращении. — Боже, нет! Я каждый день благодарю Бога за то, что он защитил меня от такого проклятия.

— Может, тебе стоит поблагодарить свое бессердечие.

Маттео задумался. — Да, и это тоже.

Я не прочь был умолять его, не за нее. — Помоги мне, и я поднимусь, снова займу свое место и буду хорошим маленьким капо.

Маттео посмотрел на меня с садистской улыбкой. — Боюсь, на этот раз этого будет недостаточно.

Я понял скрытый посыл. Он хотел торговаться. — Чего ты хочешь?

— Я хочу одолжения.

Я кивнул, каждая потерянная минута была риском для ее жизни. — Я дам тебе все, что угодно. Помоги мне спасти ее.

— Все, что угодно? — проблеск в его глазах выбил меня из колеи. — Не давай обещаний, которые не сможешь выполнить.

— Если только это не Кэсси или наши будущие дети — все, что угодно.

Маттео издал звук отвращения. — Дети? Господи, нет! Кто бы сознательно хотел этих паразитов? Боже, сохрани свое потомство, — он фальшиво содрогнулся от этой мысли. — Нет, однажды я попрошу тебя о чем-нибудь, и тебе придется сказать «да», неважно, что это будет, и ты сейчас выступаешь. С этого момента ты снова капо.

— Хорошо, да, как хочешь.

— Договорились.

— Клянусь своей жизнью, своим именем и своей жизнью, — он встал, кивнув.

— Пошли.

Когда мы добрались до отеля, Серхио был в моем номере, его лицо опухло и кровоточило.

— Как? — рявкнул я на него, не обращая внимания на то, что он был полумертв.

— Я не ожидал, что Савио… — прохрипел он, прежде чем прислониться к стене, держась за голову. — По-моему, у меня сотрясение мозга.

— Тебе повезет, если это все, что у тебя есть, — я оглядел комнату и остановился у бара у кухни. — Мы поговорим, когда я верну ее.

Я повернулся к Маттео, показывая ему ожерелье, которое купил Кэсси, и записку, в которой просто говорилось: «Уйди и верни ее».