Это откровение было похоже на удар в живот. Я тяжело опустился на стул в его комнате, глядя на него, как на кого-то другого.

— Ты думаешь… — я остановился. Я не мог поверить, что это вообще возможно. Могу ли я стереть это черное пятно из своей книги? — Нет, — я покачал головой. — Никто никогда не причинил бы вреда Арабелле или моей матери.

— Верно, — он кивнул. — Но, как ты, вероятно, помнишь, они не должны были быть там той ночью. Они должны были уехать в поместье пораньше, но у тебя случилась большая ссора с отцом, и твоя мать решила остаться. Это ты и твой отец должны были быть в той машине, а не они.

Я положил предплечья на бедра и посмотрел на свои руки, которые, как я годами считал, были покрыты кровью моей семьи. — Кто бы это сделал?

— Ты знаешь, кто, Лука. Он хотел это место с тех пор, как я себя помню, — я покачал головой, все еще глядя на свои руки. — Бенни и Савио — идиоты. Тупые и очевидные, они никогда бы не смогли провернуть что-то подобное.

— Если бы им не помогли.

Я поднял глаза. — Кто?

— Армяне? — Дом пожал плечами. — Может, они заключили с ними сделку; они достаточно глупы.

Я наклонил голову набок, размышляя об этом. Это было не невозможно.

— Зачем ты сегодня пошел в больницу?

— Написанное в твоей медицинской карте было другим, цвет страниц не подходил. Кэсси нашла в ней несколько необычных вещей, поэтому мы пошли туда. Она была отвлекающим маневром, а я ворвался в архив.

— Понятно… Так что позволь мне прояснить ситуацию. Ты вовлек мою женщину в потенциальный заговор с целью убийства против меня, подвергнув ее опасности.

Дом поморщился. — Ладно, это звучит плохо, когда ты так говоришь.

— Знаешь почему? Потому что это, черт возьми, так! — закричал я. Одна только мысль о том, что Кэсси может быть ранена, причиняла мне такую боль, что я едва мог дышать.

— Лука…

Я поднял палец, чтобы остановить его. — Ее участие прекращается сейчас, понял?

Дом кивнул, по крайней мере, имея приличие выглядеть смущенным.

— Ты нашел доказательства?

Пожалуйста, скажи «да».

— Некоторые, но не так много, как мне бы хотелось.

Я встал, поправляя брюки. — Я организую встречу с Маттео завтра; ты расскажешь ему все, что знаешь, и мы разберемся с этим, понял?

— Да.

Он тоже встал и поморщился, увидев свое отражение в зеркале.

— И ты держишь ее подальше от этого! Больше не подвергай ее ненужной опасности, или, клянусь Богом… — мне не нужно было заканчивать эту угрозу. — Увидимся утром.

— Я тоже ее люблю, ты знаешь, — сказал Дом, когда я подошел к двери. — Не так, как ты, но так же сильно.

Я повернул голову в сторону, держа руку на ручке. — Я знаю, что любишь. Это единственная причина, по которой ты все еще стоишь.

Когда я вернулся в комнату, Кэсси была завернута в полотенце, только что вымыта и сушила волосы.

Она вопросительно посмотрела на меня в зеркало, молча провожая меня взглядом, пока я не дошел до ванной.

Я встретился с ней взглядом в зеркале и улыбнулся ей. Tы прекрасна, прошептал я.

Ее плечи облегченно поникли. Ты тоже. Она прошептала в ответ, и вот так, мы были в порядке.

Я вытерся полотенцем после быстрого душа и вошел в спальню, обмотав полотенце вокруг талии, и похотливый блеск, появившийся в ее глазах, заставил меня почувствовать себя супергероем. Я все еще не мог поверить, что заслужил ее.

— Застегни меня? — спросила она, поворачиваясь к зеркалу.

Я подошел, встал позади нее и провел костяшками пальцев по ее позвоночнику, заставив ее вздрогнуть.

— Твоя кожа такая мягкая, — прошептал я, прежде чем наклониться, чтобы поцеловать ее в затылок. Мне нравилось, когда она убирала волосы; ее шея была такой красивой и нежной.

Она втянула воздух, когда я провел губами вверх и вниз по ее шее. Я заглянул в зеркало и заметил, что ее соски напряглись от желания.

— Сегодня вечером, — пообещал я — или предупредил — застегивая ее молнию. — Ты выглядишь потрясающе, — сказал я ей, изучая ее маленькое черное с серебром коктейльное платье, которое она носила с ожерельем, которое я ей подарил. Она так и не сняла его, и это сделало меня счастливее, чем следовало бы.

Она развернулась и положила свою маленькую руку на мою изуродованную щеку. — Ты всегда так говоришь, — поддразнила она с улыбкой.

Я обнял ее и поцеловал. — Потому что это всегда правда.

Она закатила глаза. — Даже когда я только что проснулась в своей большой пижаме? Потому что ты тоже так говоришь.

— Особенно когда ты просыпаешься в этой большой пижаме! Это значит, что я могу снять ее и съесть эту мою милую маленькую киску.

Она испуганно рассмеялась, покраснев. Теперь это была моя любимая игра. Сколько раз в день я мог заставить свою женщину покраснеть.