И снова…

* * *

Это длилось большую часть лета. Знойного и неистового. Как сама Элиза, превратившая существование Ромы в сплошное безумие.

Она словно напитывалась им, а потом исчезала на несколько дней, давая время хотя бы немного прийти в себя. Разумовский несвойственным ему заторможенным умом всё силился вникнуть, что за игру с ним затеяли. Он знал, что не секс был её целью, и девушка солгала, назвав эту причину в ночь, когда началась их неправильная связь. Если бы ей действительно нужен были секс, Элиза могла бы получить его с любым… Рома как мужчина уже давно не единственный вариант для неё в этом плане. Она ведь имела не только постоянного партнера, но и неограниченность в «свободных отношениях» с ним.

Чего не скажешь о самом Разумовском, который чувствовал перманентную вину перед Леной. Он никогда никому из своих женщин не изменял. Пусть и не обещал каких-то серьезных шагов, но обеспечивал верность на весь период и всегда был честен. Сейчас уже почти два месяца ему невыносимо смотреть в её глаза и делать вид, что всё по-прежнему. Притом, что у них давно не было близости. Вот через этот момент Рома никак не мог переступить. Ссылаясь на загруженность, пытался как-то оправдать своё нежелание прикасаться к ней. Наверное, он какой-то не такой мужчина. У него не получалось быть одновременно с двумя и получать от этого удовольствие. Да и удовольствия как такового не было даже с Элизой.

Только злость. Управлявшая его действиями чистая злость. На неё. На себя. На эту чертову ситуацию.

Она появлялась, искусно подавляла волю к сопротивлению своей преступной красотой в тщательно подобранных нарядах и… поразительном порочно-невинном белье, и всё закручивалось по новой. Но не это было главным триггером, вынуждающим Разумовского идти на поводу порабощающих инстинктов.

Её глаза. Кровожадный блеск в их глубине. Вызов, горящий в них. Элиза приходила по его душу и словно получала наслаждение от эмоционального крушения мужчины. Умела подначить одним лишь взглядом. Научилась быть коварной обольстительницей. Самое странное и дикое — он позволял ей это. Из раза в раз. Себе ведь бессмысленно врать, правда? Рому затянуло. В крови плескался азарт, раздирало любопытство — а что она сделает в следующий раз?..

И валькирия удивляла. Ни одна локация не повторилась. Для него это было новым опытом — пробовать другие поверхности помимо удобной и предназначенной для секса кровати. Они набрасывались друг на друга в любой точке квартиры, кроме спальни. У Элизы были свои какие-то скрытые мотивы не посещать эту комнату. Зато она с большим энтузиазмом затаскивала его в тренажерный зал, гостиную, кухню, лоджию. А однажды ночью просто в наглую открыла входную дверь самостоятельно — та была не заперта — и неожиданно появилась в кабинете, где Рома корпел над проектом дома. Когда он вскинул голову и посмотрел на неё в упор, давая понять, что она близка к границам дозволенного, девушка красноречиво выгнула бровь и… резким движением выдернула шнур из разъема, вырубив рабочий компьютер намертво. А потом обошла стол, смела на пол бумаги и села на него, всем своим видом демонстрируя вычурную непокорность. Разумовский держался стойко. До тех пор, пока ему в колени не уперлись острые шпильки её туфель.

И снова какой-то провал в сознании, неконтролируемая потребность наказать за такую дерзость. Стереть выражение спесивости с лица. Растрясти, разорвать на кусочки, подчинить… Без ласк и прелюдий. Никто об этом даже не вспоминал. Без единого слова. Она молчала, он поддерживал это молчание. Пугающая неотвратимость повторялась вновь и вновь. Их замыкало друг на друге. Дьявольское наваждение, побуждающее к грязному зверскому совокуплению. Ярость в каждом действии. Саморазрушение.

Вместо себя Рома теперь видел примитивное животное. Это не он. Это — какой-то демонический облик. Результат того, что с ним творит запретная связь. Ломая десятилетиями выстроенные несгибаемые принципы.

Элиза сеяла хаос в его упорядоченной некогда жизни. Каждый её визит влек за собой основательный разгром. Разумовский после ухода девушки некоторое время сверлил опустевшее пространство перед собой стеклянным взглядом, улавливая витавший в воздухе аромат поражения.

Это — эмоциональный тупик. И мужчина теряется в нем.

Спокойствие, контроль, стойкость — качества, которые он причислял к своим достоинствам… их оттесняло более мощной энергией, которая воронкой крутилась внутри. Девушка методично уничтожала его самообладание одним своим появлением, выуживая на свет всё самое плохое и темное, что скрывалось где-то глубоко.

Она — его крах. Она — его бессилие. Она — его грех.

Вскоре ей стало мало и этого — визитов в квартиру. Видимо, захотелось опробовать все грани терпения мужчины.

В тот день у «Эстет Констракшн» была назначена очень важная и крупная сделка с европейской компанией на поставку оборудования для производства и обработки стройматериалов. Поскольку Коршунов расширял спектр деятельности своего детища, дочерним предприятиям было поручено заняться и этим вопросом. Отныне корпорация должна была не просто строить, а строить из собственных материалов, выступая стопроцентным гарантом качества.

Разумовский потратил месяц на изнурительную переписку, вычитку договоров, даже сумел выбить внушительную скидку. Делегация прилетела в Москву для закрепления результатов столь длительных переговоров.

И всё оказалось на волоске… из-за Элизы.

Рома был уверен, что такое никому больше в голову не пришло бы.

Когда двери конференц-зала открылись, пропуская гостей вперед, те застыли на пороге, с любопытством разглядывая разлегшуюся в центре стола голую девушку, всю обставленную роллами и суши.