И сейчас, глядя на то, как на висках Разумовского выступила испарина, девушка ликовала.

Потому что всё это — маска.

Он борется с собой. Борется и проигрывает каждую секунду, не в силах отказаться от того, что она ему предложила.

Эти эмоции — бесценны! Пусть они негативны, но они всё равно бесценны! Робот сломался. Равнодушие попрано. И его невозмутимость — мнимая, а роль карающего, которую мужчина примерил на себя, свято веря, что дает ей то, за чем она к нему явились, — имитация.

Элиза расшатала его принципы. Выбила из колеи. И в конце концов, доказала, что небезразлична ему. Пусть и таким болезненным способом, влекущим за собой плачевные последствия, но доказала! И она обязательно переживет эту физическую боль. Даст ему выместить злость за то, что посмела всполошить ему душу. Но у неё навсегда останутся эти мгновения дикой капитуляции стального человека…

Яркая сладкая победа… Какой и должна быть — с жертвами и потерями.

Девушка смотрела на Рому и получала удовольствие от его состояния, от того, что является причиной сбоя. Впервые! Впервые он выказывает хоть какие-то чувства, а не бесстрастный нейтралитет!

В какой-то миг мужчина поднял взгляд и поймал её эту полоумную улыбку в отражении. До сумасшествия распутную.

И взбесился еще больше. Резко потянул Элизу назад, схватив за плечо. И впечатал в свою грудную клетку, продолжая непримиримо вколачиваться, определенно точно — в попытке взыскать плату. За всё, что с ним сотворила своим сумасбродством.

Кисти оставались в плену, и эта беспомощность была обидной до слез, потому что очень хотелось к нему прикоснуться, но Рома не оставил ей такой возможности, крепко держа. Она выгнулась в неудобной позе, примостив голову к мужской шее, и его свободная рука тут же переместилась ей на подбородок, прошлась смазанным транзитом по щеке, и большой палец зацепился за нижнюю губу. Оттянул вниз, скользнул по ней туда-сюда, словно стараясь стереть помаду.

Не смог — она стойкая, нанесена намертво, ведь девушка готовилась к этому визиту очень тщательно.

В отместку за проявленную свирепость Элиза совершенно бездумно впилась острыми зубами в крупную подушечку почти до крови. И этим действием довела, кажется, Разумовского до пика лютой злобы. Он тут же отдернул ладонь и вернул девушку в исходное положение, заставив опуститься грудью на мрамор. А она нагло уставилась на него исподлобья через серебристую гладь, дразня приглушенным утробным смехом из-за сдавленной диафрагмы, после которого призывно прикусила всю ту же нижнюю губу.

Это называется профессионально нарываться, будучи ведомой строптивостью.

Но ей всё нипочем. Элиза в эйфории. У нее свой вид эмоционального оргазма. Плевать сейчас на физиологию. Она впервые видит бешеного Рому. И готова поклясться, что ни с одной из своих женщин он никогда не был таким настоящим. Уязвимым. Открытым. Слабым — потому что не смог обуздать себя.

Мужчина продолжал вбиваться в неё стабильно жесткими резкими выпадами. Долго… очень долго длилась эта немилосердная битва. Змейки холодного пота бежали от его висков вниз и убегали по шее, а сам он оставался непоколебимо сосредоточенным.

Оба молчали и сверлили друг друга разными градусами ненависти через зеркало. Никто не хотел сдаваться. А ненависть — новый игрок в этом хаосе.

Ты потрошил мне душу своим равнодушием, а я взорву твое спокойствие своими провокациями. И обязательно добьюсь того, чтобы в моем присутствии потеря контроля станет твоей нормой…

В какой-то момент Рома вскинул руку к её волосам, словно позабытым движением собираясь намотать их на кулак, как когда-то раньше. И в его взгляде отразилась растерянность, когда короткие пряди не поддались, скользнув через пальцы обратно ей на плечи. А потом он, находясь в подобии транса, ибо глаза были стеклянными, отсутствующими, прошелся по безобразному шраму девушки от начала до конца цельной невесомой лаской.

— Не трогай! — зашипела она сердито, пытаясь сбросить тяжелую ладонь.

И подалась назад, своим действием невольно углубив угол его проникновения. Чувствуя, как член внутри начал пульсировать сильнее. А через несколько быстрых четких толчков мужчина резко вышел, кончив ей на ягодицы. И сразу отстранился.

Элиза испытала шок, только в эту секунду поняв, почему он спрашивал, чиста ли она. На нем не было презерватива…

И этот вопрос, набатом зазвучавший в сознании, её просто нокаутировал степенью унизительности.

Ноги дрожали, тело ломило, ком в горле блокировал дыхание, но девушка заставила себя собраться. Дернула ближайшее полотенце с подставки, наскоро вытерла сперму, унимая крик внутри. После чего развернулась и швырнула махровую ткань в обессиленно привалившегося к душевой кабинке Рому, попав в солнечное сплетение. Та с глухим шлепком стукнулась о кожу и рухнула ему в ноги. А он даже не шелохнулся, пристально вглядываясь ей в глаза.

Они так и стояли, будто на руинах после бомбежки, не понимая, что делать с выжженной землей вокруг. Это ещё надо как-то переосмыслить и пережить. Но каждому самостоятельно.