Как только их тела соприкоснулись — долгожданно по-настоящему, Элизе показалось, что померкло само бытие. Ничего больше не имело ни цвета, ни плотности, сделалось бесформенным и безымянным. А вечность уступила им этот момент. Распорядившись сдаться друг другу в полной безоговорочной капитуляции.

Девушка обратилась в сверхчувствительный радар — и ловила любой пущенный в неё сигнал, отзываясь мелкой рассыпавшейся по коже дрожью.

После жестокой случки, после той боли на двоих, что они пережили этим летом, родившийся в данную минуту трепет казался божественной — единственно верной — нотой между мужчиной и женщиной. Шанс исправить чудовищную ошибку, допущенную ранее.

Поцелуи Ромы были размеренными и глубокими, нежными и крепкими. И пока он целовал её, пленив податливые губы, его руки оглаживали каждый изгиб. Так бережно и неторопливо, задерживаясь и смакуя то тут, то там, словно он знакомился с ней, изучал, впервые сжимая в своих объятиях.

Разумовский оторвался от неё на считанные мгновения, лишь чтобы снять оставшуюся одежду, и снова приковал к стальному торсу, медленно опуская на матрас. Его пальцы порхали по ней невесомо и чутко, но их касания казались горячими ударами, оставлявшими за собой ожоги.

Когда мужчина вобрал её грудь в свои ладони, Элиза, не ожидая от себя такой несдержанности, всхлипнула. А ведь он пока еще ничего не сделал с ней. Но сегодня всё действительно воспринималось иначе, и реакции — соответствовали. В разы острее, откровеннее, честнее. Без барьеров между ними.

Подушечками больших пальцев Рома очертил соски, немного дразня, заставляя девушку напрячься в предвкушении, а потом добил финальным аккордом, заменив свои пальцы ртом.

Поцелуи спускались ниже, руки становились настойчивее, и её рефлексы — ярче. Нет, совсем не получалось сдержать вырывающиеся наружу громкие выдохи, надрывные вздохи.

Что-то особенное происходило с Элизой в этот миг. Ставшая за годы без него обезвоженной землей, пошедшей трещинами, она чувствовала себя так, словно измученная твердь внутри неё орошается живительной водой, затягивая каждый шов, скол, зазор.

Излечивая, наполняя собой.

Его губы блуждали по её бедрам, степенно переходя к внутренней стороне. Она знала, что за этим всем последует самая смелая волнительно-будоражащая ласка, пьянящая и смущающая своей оголенностью.

Низ живота стянуло тугим узлом, и как только он приник к её плоти, девушку обдало необратимым огнем. И совсем скоро тот превратился в жаркий взрыв, выбив из неё низкий бесстыдный звук, напоминающий ни то хныканье, ни то скулеж. Что снова удивляло её саму.

Разумовский вернулся к ней дорожками мокрых сладких поцелуев по телу, которым вторили ползущие змейками пальцы. Вернулся и навис над ней, взглянув своими невозможными черными глазами-ониксами навылет.

Такой он… невероятный. Действительно до колючей боли в груди любимый. Единственный.

Рома практически лег на неё, снова и снова вынуждая вздрогнуть от этих манипуляций, воспринимающихся буквально шаровой молнией по телу — стоит только наложиться коже на кожу. А потом вдруг перекатился на спину, увлекая Элизу за собой, устраивая её сверху. И подобрался, приняв полусидячее положение, упираясь лопатками в стену.

Девушка растерянно ойкнула, оседлав мужские бедра и почувствовав, как в живот ей упирается его эрекция. Будто её мир резко перевернули. Потому что никогда… никогда ей еще не доводилось быть выше него во время секса. Она привыкла смотреть на него снизу вверх. А теперь… наоборот.

Элиза моргнула, уставившись на него во все глаза и не веря в очевидную вещь.

Ты, что, ты… отпускаешь себя? Свой контроль? Отдаешь его мне?

В ответ на беззвучный вопрос мужчина, сохраняя их дикий зрительный контакт, просто взял девушку за талию, слегка приподнял, чтобы затем осторожно… тягуче, миллиметр за миллиметром опустить на член.

Новые и невообразимо острые ощущения стали такой неожиданностью, прошив её насквозь раскаленными иглами удовольствия, что Элиза неосознанно откинулась назад корпусом, выгнувшись дугой, прикрывая веки. И при этом перекрестила руки на груди, непроизвольно закрывшись, не зная, куда себя деть. Что делать в этой незнакомой позе.

А потом она испугалась, услышав вытянутый стон… Ромы. Бесхитростный, чувственный, граничащий с импульсивным рыком.

Такого тоже раньше никогда не было.

Девушка резко открыла глаза и взглянула на него.

Тебе настолько хорошо? Правда?..

Разумовский улыбнулся этой её шальной потерянности. Потянулся к девичьим запястьям и раскрыл крестовидную конструкцию, отрывая руки Элизы от груди и помещая на своих плечах, чтобы дать ей опору. Затем слегка качнул снизу бедрами, задавая начальный ритм.

«Теперь давай сама, — вот что она читала в его темном взгляде, — а я помогу».

Она включилась. Немного неумело, медленно. Но повиновалась такому сценарию, пытаясь распробовать позу наездницы. Двигалась, направляемая его ладонями на своих ягодицах. Млела, опаляемая пламенем глаз напротив. И чувствовала… чувствовала… как нарастает, набухает внутри неотвратимый жар, пожирающий рассудок.