Он задумчиво нахмурился, но в глазах продолжали плясать бесенята. И стрельнув ими в неё коротко, ретиво и опаляюще, Рома потянулся к заднему карману джинсов и выудил бумажник.

— Мне подходит. Я только внесу небольшие коррективы, — перед ней на стойке появился ключ, и она шестым чувством поняла, что это ключ к тому дому, — перестанут существовать понятия «моя», «твоя» боль. Отныне и навсегда только «наша», — приподняв её рукав, он коснулся кончика шрама, напоминая о когда-то брошенных ею в порыве злости словах, и вызывая в ней неизведанную бурю. — Согласны?..

Она сглотнула ком в горле, вперившись в поблескивающий в лучах цветомузыки металл.

Гад, какой же ты гад, Разумовский.

Проницательный, бьющий в цель, подготовленный гад. Обложил со всех сторон самыми важными моментами, подрывая выдержку и форсируя события.

Вспомнилась Новогодняя ночь, в которую девушка получила от него сообщение: «Поздравляю, Покахонтас. Пусть этот Новый год принесет твоё возвращение». Восстановив ритм сердца, Элиза тогда настрочила: «Желаешь себе, поздравляя меня, Разумовский? Непорядок». И он исправился, сделав существенную поправку: «Пусть этот Новый год принесёт твоё возвращение ко мне».

Больше они не общались, Рома терпеливо ждал, когда она созреет. У неё было два месяца на раздумья, чтобы разложить всё по полочкам. И осознать для себя, что без боя не сдастся.

Именно поэтому, напомнив себе, что в её планы не входила безоговорочная капитуляция, девушка отдернула свою руку и отрицательно закачала головой:

— Вы торопитесь. Я не соглашаюсь на серьезные долгосрочные перспективы при первой же встрече. Ваше предложение должно быть скреплено грандиозным конфетно-букетным периодом, соответствующим моим запросам. С подвигами и отчаянными поступками.

Мужчина приглушенно рассмеялся, подался вперед и лег своим лбом на её лоб, тут же выбивая из легких весь воздух, и своей близостью прошивая раскаленными иглами нутро.

— Я скучал. — Это хорошо. — Жестокая валькирия. — Потерпишь. Я еще нужна там, завтра улетаю. В конце концов, ты же бог Тот, с тебя не убудет… Терпи.

Элиза проворно соскочила со стула, разрывая этот накал и поняв, что пора убегать, иначе рискует поддаться. Чувственно улыбнулась Разумовскому на прощание, не позволяя тоске в его глазах подорвать свой настрой, и проскользнула к выходу. Но в последнее мгновение обернулась и поймала пристальный взгляд.

Руслан подмигнул ей.

Хитрозадый черт! Не ожидал он, что она приедет, ага.

Девушка послала ему воздушный поцелуй и протиснулась дальше.

Сожалея лишь о том, что так и не осмелилась открыть коробочку…

* * *

— Ну что, поехали, Шумахер? — зеленые глазки несколько раз моргнули, окидывая её внимательным взглядом.

Элиза плотнее прижала племянника к груди и начала разбегаться. Пересекла гостиную, набрав нужную скорость, и стала тормозить через весь длинный коридор, не придавая значения тому, что где-то там на заднем фоне открылась входная дверь. Скольжение по отполированному полу напоминало настоящий полет, и в этом очень помогали шерстяные носки, которые девушке выдали еще в первый день приезда, чтобы не мерзла в горной местности.

Детская забава неизменно вызывала заливистый смех Роберта, а ему всегда вторила Элиза, умиляющаяся такой реакции карапуза. Невозможно было стоять безучастно, пока малыш заходился своим бесподобным хохотом.

Правда, её веселье разделяли не все. Бабушка вообще открытым текстом осуждала такую шалость. Вот и сейчас, театрально вскрикнув где-то за спиной девушки, поспешила отобрать правнука:

— Горе ты моё, Элиза, когда-нибудь покалечишься сама и его убьешь! Дай сюда, ему давно пора спать!

А она никак не могла успокоиться и замолчать, пока племянник задорно гоготал. Но когда его у неё отняли, Элиза всё же немного остепенилась, напоследок корча рожицы миниатюрному красавчику.

— Бабушка, ну ты же видишь, как ему нравится…

— Он ничего не соображает еще, чего не скажешь о тебе — третий десяток к концу подходит, а шило в одном месте так и не отпускает… — та стремительно удалялась, будто укрывая от непутевой внучки сокровище.

Девушка обернулась ей вслед, фыркая, успев за третий месяц привыкнуть к старческому ворчанию. Зато ребенку радость! Пусть её и пожурили за выходку.

— Лучше гостя прими! — напутствия продолжались уже из гостиной. — Накрой сладкий стол! Кофе свари на всех, они уже возвращаются домой…

Последние фразы Элиза воспринимала через вату в ушах, потому что наконец-то обнаружила нежданного «гостя».

Прямо на пороге стоял Рома. Как денди лондонский одет. В лучших традициях Пушкина.

Девушка так обалдела, что потеряла дар речи. И вот о нем бабушка так обыденно и пренебрежительно кинула «гостя прими»? Будто это какая-то соседская старушка, коих за день прибегало — не счесть, заглянула на чай? А не бывший муж внучки собственной персоной.