Шрифт:
— Вы так красивы, что ради Вас не жалко и умереть, — рядом присел мужчина, издевательски подхвативший картонный комплимент бармена.
От неожиданности она выпустила трубочку и, боясь обернуться, несколько секунд смотрела перед собой, хлопая ресницами. По телу разбежались веточки сладкого напряжения. С трудом сдержав улыбку, девушка надменно выдала, так и не взглянув на собеседника:
— Предпочитаю быть настолько красивой, чтобы ради меня хотелось жить.
Низкий бархатный смех не заставил себя ждать. От него в животе выстрелило горячо и трепетно, пустив цепной волной сонм мурашек.
— Кстати, об этом. Что скажете насчет… прожить жизнь долго и счастливо? Со мной.
На столешнице появилась замысловатая коробочка, которую методично подтолкнули к ней.
Элиза в первые мгновения, грешным делом, подумала, что у неё галлюцинации.
— Какой Вы… однако… прыткий. Сдается мне, для Вас это обыденная практика — разбрасываться подобными предложениями при знакомстве с девушками. Считаете себя оригинальным? Многие купились на подкат? — Меня ранят Ваши предположения. — Ой ли. И куда же они Вас ранят?
Внезапно её ладонь ухватили и прижали к мужской груди. Вынуждая всё-таки повернуться к нарушителю уединения. Девушка уставилась на свои пальцы, поверх которых лежала крупная рука. Кожу покалывало от прикосновения. И почему-то резко пересохло во рту. И снова она не решилась посмотреть ему в лицо.
— Сюда, — коротко обронил он, не спеша выпускать на волю плененную конечность, под которой ощутимо билось сердце.
Запястье обожгло нежным поцелуем. Элиза непроизвольно дернулась. А в следующую секунду они встретились глазами.
Предательски загрохотал пульс. В ушах появился гулкий вакуум, несмотря на очень громкую музыку в клубе. Совершенно непредсказуемо закружилась голова. Словно хмельная. А ведь алкоголя в ней — глоточек.
Незнакомец был чертовски привлекателен. Обаятельная улыбка смягчала резкие черты, а глаза поблескивали озорно и загадочно. Ему очень шел черный пуловер из тонкой шерсти с небольшим v-образным вырезом, подчеркивающим благородство внешности. Аристократичность, выдержанность, мужественность.
Непреодолимо хотелось качнуться вперед и уткнуться в соблазнительно приоткрытую яремную впадину. Там должно вкусно пахнуть.
И, испугавшись собственных желаний, Элиза рваным действием, словно ошпаренная, отняла свою руку и отпрянула назад, насколько это было возможно.
Взгляд напротив загорелся иронично и насмешливо.
Она же, наоборот, сощурилась недовольно и грозно:
— Не наглейте, все тактильные излияния исключительно после согласия второй стороны. — Вот как? — И только так. Я ярая фанатка шведской правовой системы в урегулировании сексуальных отношений. — Это Вы о том, что в Швеции запрещено заниматься сексом, пока не услышишь от человека прямое четкое «да»? — В том числе. Есть много нюансов относительно союза мужчины и женщины, которые законодательно фиксируются в этой прекрасной стране и которые печальным образом упущены кодификатором современного российского права. — Я понял. Вы — юрист, — Элиза ждала, пока он, жестом подозвавший бармена, сделает заказ и снова взглянет на неё. — На трезвую голову с Вами будет сложно. — Сочту за комплимент и проявление Вашей слабости, — ничуть не задетый её репликой, незнакомец расхохотался. — А чем занимаетесь Вы? Нет, не говорите! Дайте, я угадаю! Вы — строитель? — Допустим. — Я так и знала. У меня аллергия на строителей. — Да что Вы? — От них за версту несет бетоном, в который они постепенно превращаются в ходе своей деятельности. Непробиваемые и черствые. — Вам не откажешь в логике. — Это не логика, а жизненный опыт, — прозвучало с ноткой грусти. — А если я скажу, что архитектор? Это немного смягчит Ваш настрой?
На столешницу опустились два бокала. Призывно звякнул лед о тонкие стенки. Вспыхнул ослепляющий разряд. И пространство между ними вмиг загустело. Одним флешбэком на двоих. Полумрак способствовал обострению всех реакций, и самым жгучим среди них было лихорадочное возбуждение, пущенное в кровь чередой жарко схлестнувшихся взглядов.
Подскочивший адреналин Элиза шлифанула принесенным алкоголем и нервно облизнула губы. Эта игра принимала опасные обороты, и была высокая вероятность сдаться, к чему она пока не готова. Не так легко.
Рома действительно сейчас был незнакомцем — расслабленным, уверенным в себе, наслаждающимся происходящим. Та свобода, с которой он демонстрировал ей свои эмоции, подкупала. А открытое обозначение намерений — волновало. Как если бы они и вправду встретились впервые.
Её безбожно тянуло к нему. Это поражало — но в разы сильнее, чем раньше. Такое разве возможно? Чтобы за каких-то два месяца можно было соскучиться по человеку больше, чем за три года? Или дело в том, что тогда этот мужчина был чужим, как бы его ни любила, а сейчас всё иначе?..
— Мой настрой мало что может смягчить, — выдохнула чопорно, стараясь не смотреть на весело дрогнувшие губы, потягивающие янтарную жидкость. — У меня слишком высокие запросы.
— Я заинтригован. Озвучьте.
— Если Вы настаиваете, — Элиза откинула мешавшие ей волосы назад, млея оттого, каким знойным взором проводил этот жест Разумовский. — Мне нужен равный партнер. Чтобы мы с ним были одной весовой категории. Чтобы, пока я его боготворила, он сходил с ума по мне. Понимаете, я придерживаюсь старомодных взглядов на жизнь, претендую на звание единственной и неповторимой музы. Жду обожания в свой адрес. И протестую против того, чтобы ко мне относились как к простой смертной. Я должна везде и во всем быть в приоритете у мужчины. Безапелляционно.