По моему кивку он двинулся вперед, и я автоматически последовала за ним, не желая отдаляться.

Мы долго молчали, достаточно, чтобы покинуть главную улицу и дойти до района, где располагался мой дом. На этот раз я прокляла маленькие размеры этого городка. Мне хотелось, чтобы мой дом находился в нескольких часах езды, а не в минутах, которые, казалось, истекали слишком быстро.

— Где твой отец? — внезапно спросил Киллиан.

Я взглянула на него; он внимательно следил за мной, не сбавляя шага. Немногие напрямую спрашивали о моем отце, когда я намекала на то, что его нет рядом. Они кружили вокруг этой темы, задавая расплывчатые вопросы, пытаясь выудить из меня ответы, не желая выглядеть любопытными. Мне понравилось, как Киллиан спросил напрямик, без всяких уверток.

— Могу только предположить, так как никогда с ним не встречалась.

Глаза Киллиана потемнели, и он взял меня за руку, сжимая.

— Извини, Веснушка, — сказал он тихо.

Я сосредоточилась на дыхании, на том, чтобы не сделать какую-нибудь глупость, например, потерять сознание из-за того, что он сжал мою руку.

— Не извиняйся, — сказала я, наконец, чуть задыхаясь. — У меня потрясающая мама. Большего и просить не надо. Я даже не замечаю, что у меня должно быть два родителя. Она достаточно безумная, чтобы быть и мамой, и папой. К тому же, у меня есть Стив и Ава.

Я не лгала; как ни странно, в моей душе не зияла рана, нанесенная отсутствием в моей жизни отца. Возможно, потому, что я не знала ничего другого, возможно, потому, что никогда не чувствовала, что мне чего-то не хватает. Наш дом никогда не ощущался пустым. Его наполняла мама. Стив и Ава.

— Хотя, — прошептала я, — иногда я думаю о нем. О том, почему он ушел от нас. Иногда мне снятся дурацкие сны о том, как он вернется и заявит, что шестнадцать лет находился в заложниках, или о какой-нибудь другой столь же нелепой причине отсутствия в нашей жизни.

Я ненадолго замолчала.

— Иногда мне хотелось бы знать, почему, — тихо продолжила я. — Но я никому прежде этого не говорила.

Я никогда не рассказывала про этот сон маме; она замолкала всякий раз, когда я затрагивала тему о моем отце. Я видела на ее лице боль, даже когда была слишком маленькой, чтобы правильно ее интерпретировать, поэтому перестала упоминать об этом. Теперь, став старше, меня уже не так удовлетворяли расплывчатые ответы.

Мне нужно было знать больше. И когда-нибудь я потребую ответы.

Киллиан сжал мою руку.

— Я рад, Веснушка, — ответил он серьезным тоном, — что я первый человек, получивший частичку тебя, которую никто раньше не получал.

Мое сердце подпрыгнуло от этого заявления и от чувства, стоящего за ним.

Я ожидала, что он скажет больше, но Киллиан молча глядел перед собой, хотя я догадывалась, что на самом деле он видит не улицу.

— А что насчет твоих близких? — спросила я, желая узнать больше о недостижимом мальчике, который захватил мой разум.

Он продолжал смотреть на меня довольно долго, достаточно, чтобы заставить подумать, что не собирается мне отвечать.

— Мой старик умер, когда я был ребенком, — решительно заявил он. — Мама — наркоманка. Хотя, «мама» — не совсем то слово, которым бы я ее назвал, но я стараюсь не оскорблять ругательствами нежные ушки рядом со мной.

Он посмотрел на меня ласковым, дразнящим взглядом.

Услышав его слова, я остановилась, из-за чего он тоже остановился. Либо так, либо отпустить мою руку. Похоже, ему не очень этого хотелось, поэтому он встал в паре шагов впереди меня. Повернувшись, он подошел ближе, оказавшись со мной лицом к лицу.

Мое сердце обливалось кровью; его слова ранили, боль за него была очень реальной. Это действительно было необъяснимо. Я едва его знала, но мне было больно за него.

Нахмурив брови, он наклонил голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Что такое, Веснушка? — спросил он, настороженно глядя на меня, будто ожидая чего-то, чего-то плохого.

— Мне очень жаль, — пробормотала я, чувствуя, как слезы наполняют глаза. — Я даже представить себе такого не могу. Не иметь никого, — прошептала я, чувствуя, как из глаз катятся слезы.

От моих слов Киллиан вздрогнул, а черты его лица смягчились. Это был удивительный, умопомрачительный переход. Никто, ни один мальчик никогда не смотрел на меня так, как он смотрел на меня сейчас. Я и не знала, что люди на самом деле так смотрят на других людей.

Он погладил меня по щеке, его прикосновение было легким, как перышко, но от него каждый дюйм кожи отзывался покалыванием.

— У меня есть близкие. Есть клуб. Они — моя семья. Я ни на что их не променяю. К тому же, сейчас я не одинок. — Большим пальцем он смахнул слезу, катившуюся по моей щеке. — Ты слишком красива, чтобы грустить, — пробормотал он. — Особенно я не хочу, чтобы ты проливала слезы из-за меня.