Я дотащилась до гостиной и прислонилась к дверному косяку, наблюдая, как мама складывает белье, прежде чем набралась смелости заговорить.

— Мам? — позвала я, наконец, тихим голосом.

Она взглянула на меня.

— Я дам тебе сто долларов прямо здесь и сейчас, если ты согласишься сложить белье в память о времени, проведенном дома, — серьезно сказала она.

Я поморщилась, радуясь отсрочке от намечавшегося разговора.

— Сто долларов за три с половиной года. Это примерно... тридцать восемь баксов в год, плюс-минус. — Я подняла бровь. — Это рабский труд, даже Золушка получила бы больше карманных денег, — заметила я, садясь на диван.

— От своей сделки Золушка получила модные туфли и принца в мужья.

— Значит, вдобавок к сотне долларов ты взмахнешь волшебной палочкой и достанешь мне ужасно неудобные туфли и принца в мужья?

Мама покачала головой.

— Конечно, нет, мне не нужна палочка, чтобы достать тебе ужасно неудобные туфли. Просто загляни в мой шкаф. Мода — это боль. А что касается принца, не сомневаюсь в твоей способности поймать себе кого-нибудь самой, хотя тебе лучше поторопиться. А иначе всех хороших уведут, — поддразнила она.

Я сглотнула, по моему горлу словно провели наждачной бумагой. Мама непреднамеренно вернула нас к пугающей теме.

— Что случилось, милая? — спросила она, слишком хорошо меня зная.

Просто сделай это.

— Я хотела спросить… — медленно начала я, беспокойно перебирая пальцами.

Я взглянула на маму и вздохнула.

— Ну, у меня свидание, — быстро выпалила я, всем телом обвисая от облегчения, как только произнесла эти слова.

Мама, кажется, тоже вздохнула с облегчением.

— Значит, никакой татуировки? — странно спросила она.

Я посмотрела на нее с ужасом. Как мама могла сделать из этого вывод о татуировке?

— Конечно, нет. Мне всего шестнадцать.

Теперь, когда ее, казалось, успокоило отсутствие на мне чернил, она ухмыльнулась.

— Спасибо за напоминание. А то я подзабыла.

Мне требовалось убедиться, что мы не отклоняемся от намеченного курса, как это часто происходило.

— Итак, ты не против свидания? — уточнила я.

— Конечно, нет, — ответила она, и у меня отлегло от сердца. — Я бы предпочла, чтобы ты осталась старой девой и жила со мной, пока не состаришься и не покроешься морщинами, но я знала, что этому никогда не бывать, — продолжила она, подавляя мою панику. — Так что, думаю, все в порядке. При условии, что ты вернешься домой к десяти, и он не будет распускать руки.

Ее тон был легким, но я знала, что мама серьезно относилась к этой конкретной детали.

— Так кто же счастливчик? — спросила она с улыбкой.

Мое сердце заколотилось даже от одной мысли о нем.

— Киллиан, — сказала я, улыбаясь, ничего не в силах поделать с собой.

Как только я рассказала маме, что собираюсь на свидание, все стало по-настоящему. Очень по-настоящему. У меня возникло странное желание пуститься колесом по комнате. Я подавила это желание, главным образом по причине того, что лицо моей мамы слегка сникло.

От выражения ее лица страх вернулся. Страх, что Киллиан ей не понравится. Это, скорее всего, разорвало бы меня на две части.

— Он ведь не повезет тебя на мотоцикле? — спросила она с резкостью в голосе.

В попытке успокоить я похлопала маму по руке.

— Нет, мама, он знает твое правило. У него есть машина.

Попытка успокоить ее, похоже, имела неприятные последствия. Мама с подозрением вскинула брови.

— Машина и мотоцикл? Как подросток может себе их позволить?

Я ощетинилась от тонкого намека в ее словах.

— Он их не крал, если ты об этом, — огрызнулась я, испытывая к Киллиану защитные чувства, и иррационально раздраженная тем, что мама сразу же причислила его к людям подобного сорта.

Она вскинула руки вверх в притворной капитуляции.

— Ничего подобного я не говорила.

— Но подумала так, — резко возразила я. — Они с отцом вместе собрали машину с нуля, а Кейд отдал ему мотоцикл на починку, когда тот превратился в груду хлама, — объяснила я, нуждаясь в том, чтобы мама знала предысторию, и что в Киллиане есть нечто большее, чем то, о чем она думала.

И снова мои усилия пошли прахом.

— Ты много знаешь о мальчике, с которым еще не ходила на свидание, — поддразнила она, приподняв бровь.

Во рту у меня внезапно снова пересохло от чувства вины.

— Да, потому что мы сперва разговаривали. Начали с общения. Стали друзьями. Разве не этому ты меня учила? — пошла я в оборону, в основном, чтобы скрыть вину за то, что мы уже преодолели стадию «дружбы».

— Не напрягайся, дружище, я всего лишь поддразнивала, — усмехнулась мама. — Давай перейдем к самому главному вопросу.