Я замер. Наверное, ослышался. Да, иначе и быть не могло. Черт пудрил мне мозги, намеренно сбивал цену, чтобы купить мою свободу за половину. Погодите… Почему я вообще задумался о ее продаже?

— Долг, — осторожно произнес я. — Я должен сто девять лет, а не пятьдесят пять.

Мои слова сорвали улыбку с его лица, как сильный ветер — листок с полумертвого дерева. Брови изогнулись в гневе.

— Ложь! — воскликнул Владыка писклявым голосом, какой выдавливал не каждый оперный певец. — Докажи! Ведьма обещала! Ведьма клялась! Тридцать лет! Я тридцать лет копил жалкие крохи, пока боролся, чтобы не исчезнуть! Тридцать лет ради этого дня!

— Обойдешься! — рявкнул я. — Хрен тебе, а не моя свобода!

— О, нет… Нет. Нет. Нет. Я получу свое. Здесь и сейчас!

Я не успел понять, что случилось. Его правая лапища дернулась и выхватила у меня серебряный нож. Когда лезвие коснулось подушечек пальцев, кожа на них зашипела, будто вода на горячей сковородке.

— Анна, — кинул Владыка нож одной из девушек. Та прыгнула и запросто поймала его. — Избавься. Настя и Вера ко мне! Держите мистика за ноги. Только нежно! Не дайте ему пораниться о вас.

Анна — та, что с длинными волосами — просунула руку за штору, открыла окно и выкинула на улицу нож. Настя и Вера подскочили ко мне. Обвились руками, будто змеями, вокруг ног, и потянули на себя. Анна проскользнула за спину, положила маленькие ладошки на лопатки и бережно уложили на красный ковер. Я и пикнуть не успел. Она села за мной и вдавила тоненькими ручками мои запястья в пол.

— Нет! Я пришел спасти вас! — успел прокричать я.

— Тише-тише.

Владыка сел на меня сверху и закрыл мой рот ладонью. В его правой руке блеснуло лезвие кухонного ножа.

— Я начну со скул. Затем перейду на левую руку, — кивнул он, и Анна одним рывком закатила рукав толстовки, что насквозь промокла от крови и пота. Взгляд девушки вонзился в старый шрам на запястье — свидетельство моей трусости и слабости. Взгляды остальных опустились на него следом. — Бедное дитя. Хотел убить себя, но испугался боли. Ничего. Я обучу тебя. Научу любить и желать боль. Твои раны никогда не заживут. Ты сам будешь разрывать их.

Я взвыл. Из глаз полились слезы. В мыслях пронеслась заученная молитва. Когда в ней закончились слова, она началась с начала. Снова. О Господи, молю. Снова. Защити раба своего. Снова. Пошли провидение. И снова.

Но небеса не ответили. В красной комнате я был совершенно один.

Холодное лезвие коснулось кожи над щекой. В следующую секунду холод сменился жжением. Уголка рта коснулась теплая кровь. Перед глазами взорвался фейерверк, красный свет заискрился, как бенгальские огни. А взор помутился от слез.

Окно дрогнуло с такой силой, что я услышал его сквозь мычание.

Владыка нахмурился и повернулся в сторону.

— Жалкий трюк, — процедил он. — Глупо и подумать…

Окно дрогнуло вновь. Протянулась секунда и дрожь повторилась. Казалось, снаружи началась война, вражеские снаряды взорвались в опасной близости от пятиэтажки и, судя по повторам, не думали заканчиваться.

Владыка цокнул.

— Если мистик что-то рявкнет про долг, — приказал он, — сломайте ему кости.

Девушки кивнули в унисон, и Владыка поднялся. Приоткрыл шторы и прильнул к окну.

Вот он мой последний шанс.

— Спасти, — прошептал я сквозь боль. Три взгляда сошлись на мне в тот же миг. — Я могу спасти вас.

Анна медленно наклонилась ко мне. Длинные локоны упали мне на лицо. Я чувствовал ее дыхание, слышал, как бьется ее сердце. Голубые глаза смотрели в душу. Полные розовые губы приоткрылись, и она сказала:

— Там, снаружи…

— Да! Снаружи! — от радости воскликнул я. — Я помогу вам выбраться! Помогу сбежать от него!

Она улыбнулась.

— Там, снаружи нас никто не ждет, — закончила девушка. Последняя ниточка надежды оборвалась. — Здесь наш дом. Здесь наша семья. Здесь мы.

Идя сюда, я думал, что встречу заложников. Бедных жильцов, которых силой удерживают в пятиэтажке. Что спасу их от злого Скрытого. Мои мысли лежали не далеко от правды, но они опоздали. Опоздали на тридцать лет. Я опоздал на тридцать лет. Те заложники давно мертвы. В злосчастной многоэтажке больше некого спасать. За тридцать лет сменилось целое поколение. Для новых жильцов я был чужеземцем, посланником «Внешнего мира». Иными словами: врагом и захватчиком. Моя маленькая авантюра — «исцелить» Семью плачущей кожи — была обречена с самого начала.

Я сомкнул челюсти до треска. Во мне не бурлил гнев, не плескалась ярость. Стенки сознания омывал скользкий страх, ужас от понимания, что никуда мне не деться. Здесь я потеряю самое дорогое — свободу.

«Черта с два! Я сбегу! Я выживу! Я…»

… соглашайся, — прошептал женский голос в закоулках разума.

Я узнал его. Прекрасно помнил, кому он принадлежал.

Теодор, — сказала эта женщина. — Если кто-то предложит выкупить долг, соглашайся без раздумий. Спаси Надю любой ценой.