В другом конце комнаты я мельком увидела Джулиуса Данна. Мужчине нравилась его фотография на обложках журналов. Ему было наплевать, это «Форбс» или «Сан». Он был убежден, что любая реклама – хорошая. В большинстве статей рассказывалось о его вечеринках и сексуальных подвигах. Если я правильно помню, он был шестой раз женат или, может быть, ждал седьмой.

Я выпрямилась при виде Мариона Эллиота. Почти вдвое старше меня, он был частью элиты еще до того, как я нашла свое призвание. Его деньги поступали от большой нефти, и, как бездонный колодец, он всегда приходил на турнир с неограниченным запасом капитала. Судьба была великодушна, не позволив нам когда-либо столкнуться лицом к лицу. Если бы я выиграла джек-пот, всё пришлось бы менять. Из всех присутствующих в комнате он был моей самой большой заботой.

Я кивнула джентльмену у выхода, и он ответил на мой кивок, открыв дверь для прохода. Обе стороны входа охранялись, впуская внутрь только соответствующую клиентуру. Даже то, что ты добрался до этого этажа, не гарантировало вход в зал для больших игроков.

Несмотря на мою репутацию и успех, всегда был небольшой укол иррационального страха, что по возвращении мое членство будет аннулировано — мир увидит во мне бездомную уличную бродяжку, которой я когда-то была в тени этого города.

Так же быстро я отогнала эту мысль. Выпрямившись и расправив плечи, я напомнила себе, а также всему миру, что та девушка ушла.

С тех пор я прошла долгий путь.

Чикаго был для меня всем: тут я родилась, жила, потерялась, выжила и тут моя жизнь сделала неожиданный поворот.

Сказать, что я сбежала, было не совсем точно. Однако каждая победа и каждый выигрыш приближали меня к этой мечте. Выйдя на просторную лестничную площадку, я глубоко вдохнула прохладный воздух. Шаг за шагом я пробиралась по лабиринту менее людных коридоров по пути к месту назначения. Было очевидно, что мало кто из женщин добрался до этого этажа; дамская комната была вдалеке.

Я начала думать о картах. Возможно, именно возвращение в Чикаго выбило меня из колеи. Я не должна была проигрывать последнюю партию, и я это знала. Город и его некогда знакомые достопримечательности действовали на меня так, как я не могла описать.

Мои мысли были заняты последней раздачей – одним бубновым валетом от внутреннего стрит–флеша. Последнее повышение было неучтенным риском. У меня было больше рук для игры и больше возможностей.

Рассеянность была ошибкой новичка, и я редко её совершала.

Я не видела его, пока не стало слишком поздно, пока я не завернула за последний угол в изолированный коридор, в котором находилась моя цель.

Большая рука обхватила мое горло, плечами я ударилась о стену. Я боролась за дыхание, когда меня подняли, пока только носки моих туфель на высоких каблуках не соприкоснулись с землей. Запах спиртного, без сомнения дорогого, предварял его слова, пока его темные, злобные глаза уставились в мои, а его хриплый голос зарычал.

– Ты проиграла тридцать штук.

Это не было случайным нападением. Я хорошо знала нападавшего.

Неспособная говорить, я моргнула, слезы наполнили мои глаза. Борясь за воздух, я подняла руки к его руке на шее.

Митчелл Леонардо был прав; я проиграла. Хотя большинство моих потерь были преднамеренными, у меня также были планы по исправлению ситуации. В данный момент все это не имело значения. Моя первая цель была буквально под рукой.

Мне нужен был воздух – кислород для легких, крови и органов.

До финала оставалось два дня, и сейчас самое время создать видимость, убаюкать других игроков ложным чувством уверенности. Митчелл должен знать, что я не проиграю больше, чем было разрешено. Я не могла. Слишком многое зависело от моего успеха.

– Сука, ты знаешь, что случится с нами обоими, – прорычал он, приблизив губы к моему уху, – если ты не выиграешь.

Мои свежевыкрашенные ногти вцепились в его руку на моей шее, когда темные пятна заплясали у меня перед глазами. Внезапно его пальцы разжались. Порыв воздуха был подобен паяльной лампе, выстреливающей огнем в легкие. Я наклонилась вперед, обхватив себя руками, колени ослабли.

– Встань сейчас же, или ты не вернешься туда.

Когда свежий воздух вернул жизнь моему телу и разуму, я сделала, как сказал Митчелл, и выпрямилась. Наши глаза снова встретились. Вместо того, чтобы смотреть на него со страхом, как он, вероятно, ожидал, мой взгляд излучал огонь и ненависть. Мой тон понизился, поскольку моя интонация становилась сильнее с каждым словом.

– Ты, сукин сын, если ты еще когда-нибудь прикоснешься ко мне, ты покойник и не сможешь отвертеться.

– Ты потеряешь деньги босса, и не я буду тем, кто пропишется в гробу.

– Я работаю на перспективу, идиот. – Я расправила плечи, продолжая смотреть в его темные глаза. – Я понимаю, что ты получил эту работу няньки не из-за своих мозгов, так что позволь мне просветить тебя. Эти люди там, они чертовски умнее таких, как ты. Они слышали о моей репутации. Они проверяют меня. Я знаю, что, черт возьми, делаю.