— Вот это-то и настораживает, — задумчиво произнес Григорий Семенович. — Давай-ка знаешь как с тобой поступим? Я тебе на завтра врача вызову. Пусть прямо утром после завтрака придет, тебя осмотрит, поспрашивает и тогда уже все вместе решим, сможешь ты продолжать выступать на чемпионате или тебе лучше отлежаться. Идет?

— Идет, — грустно вздохнул я. Не мог же я встать в позу, упереться и выступать в любом состоянии — вредить себе самому еще глупее, чем осторожничать по поводу и без.

— Слушай, но тебе же действительно очень мощно прилетело, — задумчиво протянул Лева, когда мы поздним вечером обсуждали в комнате события прошедшего дня. — Как бы это все на здоровье у тебя не сказалось. Тут вон ногу-то чуть-чуть повредил — и то уже все наперекосяк пошло. А у тебя — голова! Шутка ли!

— Так никто и не шутит, Лев, — возразил я, попутно проверяя состояние этой самой головы: не мутит ли? Не крутит? — Я-то как раз все понимаю и стараюсь объективно подходить к своему состоянию.

— А может, откажешься продолжать? — с сомнением высказался Сеня. — Кто его знает, чем там все обернется. Выступить ты еще успеешь, мы же только начинаем. А если вдруг что-то случится….

— Знаешь, Сеня, с мыслями «если вдруг что-то случится» к спорту лучше вообще близко не подходить, особенно к единоборствам, — возразил я. — Надо все-таки соотносить свои возможности и задачи, и тогда все будет в порядке. А вот так трястись по каждому поводу — знаешь ли, никаких нервов не хватит.

— Это ты так до первой травмы рассуждаешь, — пробурчал Лева, ощупывая выздоровевшую ногу. — Я вон до сих пор наступить нормально боюсь.

— Пройдет, — уверенно сказал я. — Главное — не останавливаться и работать. А сейчас, кстати, и поспать. А то восстановление организма — тоже штука важная.

— Это да, — зевая, согласился Сеня. — Уж чего-чего, а восстановиться сейчас не помешало бы…

Следующее утро я встречал с некоторой тревогой. Больше всего на свете я опасался, что доктор сочтет мое состояние неподходящим для выступления. Смертельного в этом ничего, конечно, нет, но что может быть неприятнее заветной мечты, уведенной прямо из-под носа?

Однако, на мое счастье, все оказалось не так уж и печально. Молодой парень в белом халате, то и дело подбадривающий меня разными шутеечками и прибаутками, внимательно выслушал мой рассказ о произошедшем, произвел осмотр в присутствии Григория Семеновича, после чего вынес свой окончательный вердикт.

— Ну что же, — сказал он, убирая стетоскоп и тонометр в свой портфельчик, — ничего криминального я здесь не вижу. Да, у парня легкое сотрясение, что неудивительно. И неплохо было бы после чемпионата пройти полный осмотр и подлечиться, если что где не так. Все-таки человек молодой, незачем себе с таких лет хронические болячки наживать. Но такие повреждения есть у каждого боксёра после боя. Так что полёт нормальный.

— Это все понятно, — нетерпеливо перебил его Григорий Семенович. — А выступать-то он завтра сможет или лучше поберечься?

— Выступать? — переспросил доктор. — Сможет, конечно, почему нет. Единственное — хорошо бы избегать вот таких прилетов в голову, как случилось в этот раз. Иначе можно при неудачном раскладе с ринга сразу на больничную койку поехать. А так выступать можно.

Поблагодарив доктора и попрощавшись с ним, Григорий Семенович снова обратился ко мне:

— Миш, смотри, тут дело-то серьезное. Ты точно уверен, что хочешь продолжать?

— Точно уверен, — не раздумывая, кивнул я. — Для чего же я сюда в таком случае приехал-то вообще? Тем более врач, будь что серьезное меня бы снял.

Григорий Семенович с сомнением покачал головой.

— Так-то оно, конечно, так, — произнес он. — Я тебя понимаю. Но тут понимаешь, в чем все дело — во второй день у тебя будет очень суровый соперник. Я уже наводил справки — он наносит очень жесткие удары. Ну и вообще у него такая тактика — он всегда стремится нанести противнику как можно больший физический ущерб. А тебе после вчерашнего удара… В общем, смотри сам. Я тебе изложил, как дело обстоит, но решать все равно только тебе — я-то в твою шкуру влезть не могу.

— Я буду выступать, — решительно сказал я, посмотрев тренеру прямо в глаза.

Весь остаток этого дня я старался совершать минимум движений и как можно больше находиться в покое. Если у меня действительно пусть легкое, но сотрясение — а все указывало именно на это — то излишняя активность мне была противопоказана, особенно с учетом завтрашнего боя. Хорошо, что я уже начинал слышать свой новый организм и его сигналы. Благодаря этому я мог почти что безошибочно принимать нужные решения и к следующему утру был уже практически в форме.