– Не смей повышать голос на моего ребенка! – выдыхаю шипя, блокируя возможный удар, и цежу отчаянно: – Не смей даже пальцем трогать моего ребенка!

И только спустя мгновение я понимаю, что именно сейчас сказала, когда слышу немного обескураженный глубокий голос Ворошилова, который, глядя на меня, выдает с нажимом:

– Твоего… ребенка?!

Встречаюсь взглядом с глубокими глазами мужчины, которого однажды любила так сильно, что, казалось, дышала им.

Прикусываю губы, готовая воевать до последнего.

Пусть меня хоть на части рвут, мне неважно, но дочку в обиду не дам!

– Это все ты! Бестолочь! Увольте ее немедленно! А еще я требую штраф за испорченную одежду!

Голос Тамары действует будто пила, проходящаяся по моим и без того натянутым нервам. Но то, что происходит спустя мгновение… полностью меня обескураживает. Моя малышка выбегает вперед меня и, как маленький отчаянный воин, выпаливает:

– Плеклатите обижать мою маму!

Звонкий детский голосок буквально заставляет всех замолчать, а затем моя маленькая воительница упирает ручки в боки:

– Не тлогайте маму! – кричит моя Мия, и у меня сердце сжимается, когда ощущаю слезы и панику моей девочки. – Плохая тетя! Плохая! Мама не виновата!

Моя Мия топает ножкой, и ее хвостик гневно колышется, когда она толкает Тамару. Несильно. По-детски, но у меня кровь в жилах стынет, когда я понимаю, что госпожа Успенская перестала контролировать себя и сейчас буквально вцепится в мою малышку!

Готовлюсь броситься наперерез, спасая свою девочку, как вдруг слышу грозный рык Ворошилова:

– Хватит!

Этим голосом можно управлять армией на поле боя, не иначе. Будто свист и щелчок кнута – мы все замолкаем.

Пауза все длится, но Тамара, вероятно, долго держать язык за зубами не может. Она поднимает руки в каком-то молебном жесте и выговаривает с нажимом:

– Роман… разве ты не видишь, что здесь происходит?! Сделай что-нибудь. Прошу тебя…

Я буквально физически ощущаю ледяные волны, которые исходят от Ворошилова, когда он поворачивает голову в сторону Тамары.

– Сделаю, – выговаривает четко, с какой-то зловещей интонацией, и на лице Тамары зажигается победная улыбка.

Я же буквально сжимаю кулаки, пытаясь хоть как-то унять дрожь в пальцах, но следующая фраза Романа буквально заставляет меня потерять дар речи.

– Помолвка расторгнута.

В шоке смотрю на обескураженное лицо Тамары, которая буквально давится воздухом.

– Ч-что?! – уточняет с какой-то глуповатой улыбкой.

– То, что слышала. Помолвка отменяется. Ты свободна. Кольцо и подарки можешь оставить себе.

Будто автоматной очередью он проходится по Успенской, а я… я в ужасе наблюдаю за всеми эмоциями, которые отображаются на лице отвергнутой женщины.

– Ты… ты шутишь?! А… как же твоя политическая карьера?! Тебе светит пост мэра! Ты обязан жениться на мне! – топает ножкой дочка олигарха, при этом выглядит, будто пятилетний ребенок.

– Такая жена мне не нужна, Тамара. Свободна, – чеканит мужчина.

Успенская наконец-то осознает весь ужас своей ситуации. Все присутствующие, затаив дыхание, наблюдают за ее унижением.

Наконец избалованная богачка вскидывает голову и шипит не хуже ядовитой змеи:

– Я обо всем расскажу папе! У тебя будут проблемы, Ворошилов!

Ни один мускул при этом не вздрагивает на лице Романа, который спокойно выговаривает:

– Свободна!

И это слово действует будто щелчок и прямой приказ к действию. Тамара бросает ядовитый взгляд на меня, а я прижимаю Мию к себе, пряча дочку от ядовитой кобры, которая раздула капюшон и готова от бессилия плеваться ядом.

Хозяйка с Кристиной также тихонечко удаляются, а я… я бросаю затравленный взгляд в сторону двери, путь к которой отрезает Роман…

Делаю несколько шагов, но Ворошилов преграждает мне дорогу.

Скользит взглядом по нам с дочкой, и я просто физически ощущаю, как он рассматривает малышку, которая изо всех сил жмется ко мне.

И в следующую секунду случается просто невероятное: я вижу, как он протягивает руку, смотрю на эту сильную ладонь, на запястье, увитое венами, и слышу, как он выговаривает совершенно спокойно:

– Не бойся, малышка, никто тебе не навредит.

Мия лишь смотрит на собственного отца, как завороженная, и кивает с улыбкой, забывая обо всем, что тут произошло.