Это на турнирах благородство свое рыцарям показывать нужно, на Руси оно не принято, баловство и скоморошество сие занятие. Тут считают по иному — раз на поле ратное вышел, будь готов к тому, что тебя на нем и убьют. В схватке с басурманами или католиками все дозволено, тут главное врага убить и самому в живых остаться…

Всеслав Твердятович вышел из сшибки, быстро огляделся — схватки кипели везде, эсты сошлись с талабами не на жизнь, а насмерть, ярко полыхали сараи с сеном, прогоняя ночную темноту. Кукша с несколькими дружинниками рубили замешкавшихся мечников, а вот рыцари уже собрались в группу, было их с десяток, примерно столько ратников осталось под рукою воеводы. Но под стяг командора сбегались пешие крестоносцы, среди которых были арбалетчики, и стычка грозила перейти в побоище. Но тут воевода увидел, как кнехты начали падать, их били стрелами и болтами откуда-то из стороны, и сразу вспомнил о санях, что наметом шли по дороге от леса. Оглянулся, и не нашел их взглядом, потом разглядел сквозь темноту — в шагах ста стояли эти сани, но полукругом, а на них возвышались щиты с бойницам. Вот оттуда и били точно из луков, и не охотничьих, а боевых — споро и быстро, и пораженные стрелами арбалетчики падали на снег. И вроде бы даже из арбалетов — оруженосца чуть ли не выбили из седла попаданием, зато рядом коня свалили, тот упал, забился и придавил седока.

— Крепость, ей-богу, крепость, из ничего возвели — просто щиты с бойницами поставили. Ай-да, князь, зело хитер…

Глава 12

— Так их, гадов ползучих! Гоните! Гоните!

Вот теперь Лембит видел, каковы в деле русские дружинники — не подкачал воевода, хватило ему храбрости, решился на вылазку. Невеликий отряд у него — всего два десятка всадников, но воины в доспехах, лунный свет отражается на блестящих, будто салом намазанных (а может и на самом деле смазанных) кольчугах. Выскакивали русские дружинники из ворот крепости по двое-трое, и тут же направлялись в сторону главного рыцарского стана, где среди десятка палаток возвышался высокий, самый настоящий шатер, с развевавшимся стягом на поставленном торчком длинном копье. Видимо, вражеский предводитель хорошо знал, какой «духан» в эстонских домах стоит, или невместно ему было пользоваться жилищами язычников, но расположился он в поле, практически посередине. А может в этом был военный расчет — в какую сторону не махни, четыреста-пятьсот метров будет. Городище как бы тремя станами окружено, и совершить с него неожиданно вылазку невозможно — осаждающие заметят сразу же диверсию. И от леса нападение не произведешь — полкилометра по снегу пешцы за минут десять пройдут по снегу, может на пару минут меньше, если сильно поторопятся. Конным, конечно намного меньше потребуется, но три-четыре минуты точно нужно будет, так что речи о полной внезапности нападения быть не может. Одно хорошо — крестоносцы не выдвинули в лес боевое охранение, да и к опушке не приближались, но тут все объяснимо — эсты эти леса знали намного лучше и сразу же начали «партизанить», убивая талабов. Даже они с Тармо так троих уничтожили, а потом небольшой отряд частью побили, а другую половину разогнали, панику наведя. Так что караулы «меченосцы» оттянули поближе к станам, и этим Лембиту воспользовался — эсты вышли на опушку заблаговременно, и сейчас просто ждали сигнала в атаку.

Разработанный наскоро план операции был прост — эсты должны были связать боем талабов, те как нельзя лучше подходили как противники. Оружие у тех и других убогое, луки слабые, но ярости мужики запредельной. По две дюжины воинов в каждый отряд вошли, больше просто не имелось. Во главе «приозерного» он поставил временного старейшину «болотного» городища Койта — тот почитался за храбреца. «Прилесный» отряд получил командиром пожилого здоровяка Вяйко, что, по отзывам был среди пришедших эстов самым опытным в военном ремесле, раз прошел несколько сражений с крестоносцами, и до сих пор не убит — отличная рекомендация, говорящая о редкостной удачливости. «Новоиспеченный» воевода Калья, ревностно принялся за дело, с каждым говорил, и выбор молчаливо одобрил, пожав плечами — лучшего варианта все равно нет.

Полтора десятка воинов вместе с Лембитом составили «главные силы», тут были семь ливов, опытных в военном деле, и столько же эстов с Тармо, в чьей храбрости не имелось сомнений. И вот тут Шипов решился на невиданную дерзость. Опросив ливов и эстов, он понял, что о подвижных укреплениях, типа боевых повозок таборитов, что наводили ужас на рыцарей, или русского «гуляй-города» здесь не подозревали, хотя обозными телегами или санями лагерь огораживали. Но чтобы в полевом сражении использовать подвижные укрепления речи не было, возможно, но они появятся столетием, а то и двумя позже. С большими щитами проблема решилась сразу — сняли полати в доме, большие прямоугольники, состоящие из расколотых пополам бревнышек, потом обтесанных топором — о двуручных пилах аборигены понятия не имели, бревна рубили, но не пилили. Хорошие получились щиты, относительно легкие, в три пальца толщиной, полтора метра на сажень размером, и легко укладывались на сани. Между «досок» по центру сразу прорубили по бойнице, и несколько раз потренировались устанавливать на санях на подпорке — навыки получили быстро, за полминуты укладывались в «норматив». И стрелять через бойницы ливы потренировались, правда, с колена, но лучше были бы у них не луки, а арбалеты, было бы намного эффективней.

Но чего нет, того нет — арбалет сельскому кустарю не сделать, тут ремесленники нужны, «плечи» ведь из кости склеивали, стальные не по умению обычным кузнецам, тут знающие мастера нужны, каких не в каждом городе отыщешь. Арбалеты тут в ходу, в крестовых походах прекрасно себя зарекомендовали, вот только рыцари это оружие не зря «дьявольским» именовали, кому же понравится, когда его доспех с полусотни метров даже «легким» болтом пробивают. Так что церковь недаром запрещала применять это оружие в войнах между христианами, но уже сейчас на эти запреты «забили», как говорится. Просто слишком дороги эти смертоубийственные «игрушки», а то бы применялись в сражениях не десятками, как сейчас, а сотнями. Будь их много, с эстами уже было бы покончено — у тех не имелось мастеров, способных наладить массовое изготовление арбалетов…

— Гони! Гони!

В понуканиях Тармо не нуждался, нахлестывал крепенькую лошадку, совершенно не жалея. А та неслась к крестоносному стану, буквально рвала жилы в изнеможении, волоча за собой тяжеленые сани.

— Лайне-Лембиту! Лайне-Лембиту!!!

Многоголосый хор, призывающий его самого, Шипов услышал. А там со всех сторон стали доносится эти крики, ставшие боевым кличем. Лембит поднял руку с ракетницей, выстрелил — в небо взметнулся и там «расцвел» алый шар. И это зрелище вызвало необыкновенный энтузиазм у эстов — язычники охотно верят во всяческие чудеса, а тут прямо перед их глазами чудо-дивное, осветившее алым светом все поле. А сани неслись вперед, к рыцарскому стану, где началась самая настоящая суматоха — там увидели приближающийся отряд дружинников, который спросонок должен был в глазах крестоносных «братьев» как минимум удвоится. Действительно, зрелище из не приятных — надвигаются те же рыцари, а два десятка копий страшная сила при слитном ударе, пусть кони у них пониже будут. Но столько тяжеловооруженных всадников у «меченосцев» не было, едва полтора десятка, и они тоже готовились к схватке. Лембит их хорошо разглядел, засовывая ракетницу в карман — дюжина, не больше, статных коней, на которые усаживались при помощи слуг «братья» — рыцари, их оруженосцы и «сержанты». А тех у «полноправных» было несколько, два или три, а может и больше, тут только по «открытым» шлемам судить можно. Двух таких они вдвоем с Тармо на дороге «прищучили», и не сказать что с легкостью — те живучие оказались, и донельзя опасные. И сейчас тронулись на дружинников плотным строем, хотя их вдвое меньше было, и сердце екнуло, но не от страха — сани остановились, лошадь отчаянно заржала, сбитая с ног.

— В кольцо, в кольцо станови! Постромки режь!

Выпрягать лошадь было долго и утомительно, легче ее отпустить, но быстрее убить — так сделал Калья, умело заколов коня мечом. А сани быстро ставили кругом, и тут же поднимали дощатые щиты, укрепляя их оглоблями соседних саней — одно за другое цеплялось. Лембит поразился — настолько слажено действовали «экипажи» боевых «повозок». Нет, тренировку провели, но видимо сама завязка боя придавала людям энергии, обращенной в торопливость. Но без всякой суеты, как по секундомеру трех лошадей отпустили, двух убили, сани сдвинули, щиты поставили, подпорки укрепили, оглобли закинули, прикрепили к щитам. И все это делали по два бойца, так как лучники уже начали метать стрелы в сбегавшихся со всех сторон ливонских кнехтов, пока сам Лембит натягивал тетиву арбалета и укладывал болт. На этом и строился расчет — из-за легких стен подвижного укрепления перестрелять кнехтов, кожаные доспехи которых для боевых луков не могут быть надежной защитой — немало в них уязвимых для бронебойной стрелы, жало которой похоже на четырехгранный гвоздь, уязвимых мест.

— Арбалетчиков убивайте первыми! «Мочите» их, падаль эту!

Лембит в волнении мешал эстонские и русские слова. Он имел развитое воображение, и понял, что произойдет после сшибки псковичей с «меченосцами». Дружина просто расстроится, и кнехты навалятся на отбившихся всадников толпою, начнут перешибать ноги коням — какой бы не был умелый ратник, в одиночку он просто не выстоит, не отобьется, простым числом задавят. Потому сейчас нельзя давать возможности сгруппироваться противнику — нужно немедленно выбивать кнехтов, благо расстояние меньше сотни метров, для ливских луков самая оптимальная дистанция. И лучники стали бить торопливо, выбирая цели, которые при попадании стрелы становились жертвами. Все другие устанавливали вагенбург, теперь уже ставя легкие, более короткие щиты между оглоблями — получалась сплошная замкнутая стена без просветов. И вооружались копьями с округлыми щитами, что лежали в санях. Для них задача одна — отбить приступ, если он последует. Правда, вражеский предводитель еще не осознал, что вблизи от их главного стана наскоро «возвели» самый настоящий «редут», с которого уже начали метать стрелы. Или все его внимание отвлекли псковские дружинники, с которыми началась яростная сшибка. А может быть отвлекло огромное пламя от полыхающего костра, в который превратился сарай с сеном — полыхнуло знатно. И рядом разгорался точно такой же костер — «подсветка» стала идеальной. И все благодаря пареньку, которому он отдал зажигалку, научив пользоваться. «Наряженный» в серое полотно, что стало «зимним маскхалатом», он все же смог незаметно подползти к брошенной усадьбе Тармо, и там устроил пожар. Прирожденный диверсант, что тут скажешь!