Шрифт:
Все будет хорошо. Как наивна я была…
После полудня выхожу в магазин. Нужно купить мелочи и новые духи — для Яна, с нежным, приятным запахом. Шестым чувством выбираю «Шанс». Его любимый запах, как я узнаю позже…
А на обратном пути черная тачка отрезает мне дорогу. Из машины выходит амбал в маске и направляется ко мне. Я бегу, но меня настигают в два счета и наплевав на крики, засовывает в салон, где ждут еще двое.
Рот заклеивают скотчем.
Я орала на улице. И всегда думала, что в такой ситуации прохожие помогут. Запомнят машину. Вызовут полицию. Ее отследят по камерам… Думала, что похищений среди бела дня не бывает.
Только я не учла, что, когда тебя похищают, люди в ступоре и боятся подходить. А когда решаются вызывать полицию, ты уже далеко. В безопасном месте меняют машину, и вот уже через час ты находишься в неизвестном, холодном месте с повязкой на глазах, связанными руками и заклеенным ртом.
Полностью в чужой власти.
— Нам придется серьезно поговорить, Вера, — сообщает замогильный голос. — Ты нарушила условия договора.
Глава 4
Первое, что они делают — рвут и срезают одежду. Я ощущаю холодное прикосновение лезвия к бедру, когда юбку режут по шву. Затем руками рвут белье.
Я ничего не вижу.
Повязку снимут в самом конце, чтобы я не опознала их.
— Вкусная девочка, — ржет один из них.
Их четверо, как в клубе.
Только здесь нет Яна, чтобы помочь. Я кричу сквозь скотч, когда меня шлепают по ягодицам. Затем понимаю, что крики не помогут и просто плачу, голая, сжавшись в комок.
— Мы еще с тобой поближе познакомимся, — обещает хриплый голос, полный похоти. — Вставай, сучка!
Меня переворачивают, заставляют подняться и спиной прислоняют к холодному бетону. Затем срывают повязку и отступают.
Я жмурюсь от боли.
Глаза режет яркий свет — в лицо бьет прожектор. За световой завесой скорее угадываю, чем вижу, очертания камеры на треноге и мужской силуэт.
Остальное тонет во тьме.
— Тебя предупредили несколько раз. Тебе давали хорошие рекомендации, жаль, что мы ошиблись. Теперь мы должны записать на тебя компромат.
Нет.
Я жмурюсь, давясь беззвучным плачем.
Они сделают запись, чтобы шантажировать меня. И я прекрасно понимаю, что это будет за запись. Куда меня втравила эта сволочь преподавательница — тоже понимаю. В этом месте они снимают девушек, чтобы те их слушались. Заставляют, как проституток. Я боюсь того, что будет дальше.
Боюсь до боли в животе и сведенных судорогой ног. Это же беспроигрышно: я могу взбрыкивать, как угодно, но они запишут, как меня насилуют и у них будет стопроцентный способ шантажа. Это осознание едва не стоило мне рассудка.
Они снимают скотч.
Отлично помню, как я стою на фоне серой стены подвала, и дрожу, закрыв руками грудь и пах. Мне холодно. Я раздета и унижена. Кожа покрыта мурашками. Крошечный клочок малиновой блузки, на котором стою, совсем тонкий и ступни мерзнут.
Я всхлипываю, но уже не плачу.
Просто не могу — глаза сухие. Ядерная смесь, которую я ощущаю, ужасна.
— Ян вас уничтожит за это…
— Ты сама знаешь, что нет. Он уничтожит тебя.
Человек, который еще недавно так мило общался со мной по телефону, превратился в палача.
— О чем ты думала? Ты правда поверила, что мы позволим тебе крутить хвостом? Ты расплачиваешься за свои косяки, девочка!
Носом втягиваю холодный воздух, чтобы не разрыдаться. Пахнет старым бетоном. Интересно, сколько девушек побывало в этой «студии»?
— Ты должна сказать правду.
Глазок видеокамеры черной точкой смотрит на меня. Немо и равнодушно. Они запишут издевательства. Они уже это делают, и все что я могу — стоять на своем и все отрицать.
— Вы покажете видео ему?
— Его никто не увидит, если ты согласишься с нашими условиями!
А если нет — сольют записанный компромат. Начинаю плакать, но только голосом. Хнычу, от разочарования в людях. Я им верила!
— Я не тороплюсь. А ты не простоишь всю ночь, девочка. Не упрямься. Скажи кто ты и что здесь делаешь.
— Нет, — качаю головой, еще теплится шанс, что все разрешится.
Не знаю, откуда этот упрямый оптимизм.
Он не отвечает. Откуда-то плывет ароматный, тяжелый запах табака, словно раскурили сигару или трубку. И я понимаю, что он тоже здесь.