Того, что я пыталась застрелить человека, а затем все рассказала Яну. Полуправду. Но нам это поможет. Он спрячет Марка. Он это умеет делать — иначе до него бы давно добрались.

Мой сын — наш сын — будет в безопасности.

— Я и выстрелила! Просто не попала. Потому что ты помешал.

Он хмыкает, неожиданно набрасывает на плечи свою ветровку и тянет наверх.

— Пойдем, подышим…

Наверху прохладно. Вместо пыли и бетона я дышу сосновым запахом. Говорят, это успокаивает. Делаю глубокий вдох и закрываю лицо руками.

Ну и хрен с этим Романом.

Если бы попала… Ян сам сказал, что он и так мертвый.

Но до меня только доходит, что я чуть не убила человека. С холодной ясностью. Это не то же самое, что стрелять в запале, как пыталась внизу…

Меня начинает трясти от адреналина.

Ян берет меня за плечи, словно пытается успокоить.

— Вера…

Берет за лицо, чтобы я на него посмотрела.

— Все хорошо. Ты испугалась. Все отлично.

Я боюсь смотреть ему в глаза. Словно один взгляд — и Ян прочтет, кто Марк на самом деле.

— Посмотри на меня…

Трясу головой, едва сдерживая рыдания.

Я так испугалась… Я думала, сдохну. Я была готова на все, чтобы защитить его… И Ян даже ничего не знает. Мне вдруг дико захотелось сказать: а знаешь, у нас есть сын.

У нас ребенок, Ян!

Это ведь все меняет…

Я не одинока и больше никогда такой не буду. А у тебя есть наследник, всех твоих миллионов и бизнеса. Есть продолжение. И ты тоже больше не одинок.

Это ведь все меняет.

Я сдавленно плачу в руку навзрыд и быстро успокаиваюсь, когда эмоции выходят. Я никогда ему этого не скажу.

Поэтому что это все изменит.

А, как известно, лучше худой мир, чем добрая ссора.

— Вера… — он, наконец, отрывает от лица мои руки.

С закрытыми глазами глубоко вдыхаю холодный воздух. Медленно, чтобы успокоиться. И затем смотрю на него.

— Тебе нужно было сразу сказать.

— Я не думала, что ты его обменяешь. Потом дошло.

— Больше никто не в курсе?

Качаю головой.

Лицу холодно от слез, стираю их рукавом ветровки.

— Я пошел за тобой, когда ты вышла из машины… Думал, ты освободить его хотела. А не пристрелить, — озадаченно заканчивает он. — А ты решила его грохнуть.

— Зачем мне его освобождать? Ты… до сих пор от меня ждешь предательства?

Ян наклоняется, чтобы ближе заглянуть в глаза.

— Ты уже предала меня однажды… Прости, что у меня привычка ждать этого снова.

Я усмехаюсь.

Почему-то обидно.

Интересно, он всю жизнь будет попрекать этим?

— Я тебя не предавала, понял?! — наклоняюсь к нему и между нами остается сантиметров пять, ощущаю запах его парфюма. — Я жалею, что пошла в тот день к тебе на встречу! Жалею, что увидела тебя! Что повелась на всю эту огромную кучу вранья и не только этих козлов, но и твою! Но я никогда тебя! Не! Предавала!

— Да? — только и произносит он, взглянув на губы.

— Я отказалась от денег в первый раз. Потому что…

— Почему?

Он все равно не поверит.

Ян Горский не поверит, что можно добровольно отказаться от денег, это первое. Это вообще не про него. Второе, мне придется объяснить, что я в него влюбилась когда-то. И была готова от всего отказаться, лишь бы быть с ним.

А я почему-то не хочу этого признавать.

Мне больно говорить это.

Молчу, подавившись холодным воздухом. Меня как будто ледяной водой окатило: весь запал, вся лихорадочность и жар, с которыми говорила, исчезли. Я ничего не хочу доказывать.

Даже если последнее слово останется за ним.

Мне важнее сохранить свои те чувства в неприкосновенности.

Слишком дорого мне далась любовь к Яну Горскому. Слишком он жестоко со мной поступил когда-то. Чувства — это слабость. Как бы ты ни любила мужчину, это не помешает ему тебя растоптать.

— Они сами меня предали. Глупо считать, что я снова окажусь на их стороне, а ты ведь умный, Горский? Должен был догадаться.

— Мне кажется, ты что-то другое хотела сказать.

— То, что я хотела сказать, тебя не касается.

— Знаешь, что для меня самая большая ценность?

— Деньги? — предполагаю, ничего не придумав другого.

— Верность. Единственное, что нельзя купить.

Камень в мой огород?

— Я тебя не предавала, — спокойно и твердо повторяю. — И никогда бы не предала после такого.

Я не знаю, верит он мне или нет.

И мне плевать.

Ян наклоняется, в глазах лихорадочный блеск — кажется, обезболивающее отпускает, или это не от боли? От желания знать правду. Моя верность или предательство волнуют его сильнее, чем он пытается показать.