— Йо-хо! — не сдержался Антон, сидевший в четвертом ряду справа. — Йо-хо-хо! Да-а-а!

— Тут и говорить не о чем. Опыт Смолова, скорость Пиняева, напор Бако. Опять же повторюсь: любой может выйти. И любой должен быть готов усилить команду.

— Ну и, как повелось, третий вратарь — Максат Тойлыев.

Сидящий позади Полоз не выдержал, вскочил, вдохнул, чтобы возмутиться, но Денисов шикнул на него, забормотал. Грохнул стул — Полозенков сел, засопел обиженно.

— Но это еще не все, — держал интригу Непомнящий. — Пользуясь положительными наработками две тысячи двадцать второго года, когда количество заявленных игроков было увеличено с двадцати трех до двадцати шести, в нынешнем году его увеличат еще на четверых, то есть в состав сборной войдут тридцать человек.

— Огласите весь список! — крикнул кто-то чуть не плача, голос я не узнал — не со всеми довелось тесно пообщаться.

Кокорин напрягся, его губы шевелились, будто он читал молитву. По меркам футболиста он уже немолод, и это его последний шанс блеснуть. Оставить свой след — вот чего ему хотелось больше всего на свете. И если бы Непомнящий слышал его желания, если бы был уверен в готовности работать, если бы ощутил эту решительную ярость, то точно взял бы Саню, наплевав на все.

Сэм жевал губами, ерзал и чуть не плакал, но то, что его не взяли в сборную — ожидаемо, я особо не надеялся на такое чудо.

— Алмазбеков.

Кокорин подался вперед, едва не выдрав подлокотники. Я искренне болел за него. Он опытный и крутой, он может, если хочет, и он — хочет!

— Гонгадзе.

Рот Сэма превратился в полумесяц рожками вниз. Только не реви, брат! Я дотянулся до него через стул оцепеневшего Микроба, похлопал по спине…

— Самат Бекханов!

Самат распрямился огромной и весьма корявой пружиной. Затанцевал на месте, потрясая ручищами над головой и шатая ряды стульев, поднял Микроба, как котенка, и прижал к себе. Тот зашипел и уперся ему в грудь.

— Руслан Топчи! — объявил Непомнящий.

Теперь поднялся Микроб и, отбивая дробь руками о спинку стула, прокричал:

— Ура-а! За-Топ-чи! За-Топ-чи!

Полминуты, и уже весь зал скандирует:

— За-Топ-чи! За-Топ-чи!

А Руслан ошалело улыбается. Его взять в сборную нужно за одну фамилию, которая — готовая кричалка. Кузьмич поулыбался вместе с нами и продолжил оглашать список:

— Ильзат Ахметов. Виктор Цыганков.

Фамилия Кокорина прозвучала последней. Мы с ним выдохнули одновременно, улыбнулись друг другу, и я протянул руку, которую Саня сразу же пожал. Денисов взъерошил его волосы и сказал:

— Ну как же мы без этого: «Далеко, далеко…»

Грянул смех. Мы и не заметили, что объективы камер направлены на нас, журналисты жадно впитывают чью-то радость и чью-то боль. Полозенков, вон, сжал голову и покачивается из стороны в сторону. Шухрат Алимов сидит неподвижно.

Одиннадцать человек счастливы, четырнадцать — несчастны, остальные — пятьдесят на пятьдесят. Зобнин, вон, дуется, он рассчитывал на основной состав. Сэм и Цыганков танцуют между рядов.

— На этом объявляю наше собрание закрытым. Товарищи, спасибо за участие в сборах, надеюсь, они были для вас полезны, и мы с вами увидимся еще неоднократно, — сказал Непомнящий и повернулся к столику, где сидели тренеры и самым довольным выглядел Тихонов.

Вместо того, чтобы расходиться, журналисты устремились к нам, взяли нас в кольцо, блокировав выходы. Ругнувшись, Микроб рванул прочь, перепрыгивая через спинки стульев и побивая рекорд бега с препятствиями.

Радостно улыбаясь, Сэм направился к журналистам, готовый общаться, но их он не интересовал, они пытались отловить футболистов основного состава. Молодежь с радостью шла на контакт, Денисов с Акинфеевым и Кокорин пытались вырваться из окружения так же, как Микроб, через спинки сложенных стульев, но не перепрыгивая их, а переступая. А вот лучащийся радостью Дзюба с удовольствием принял удар на себя и собрал вокруг себя кольцо журналистов.

Тренеров тоже окружили.

К счастью, никто мною не заинтересовался и, чтобы не попасть в засаду на лестничной клетке, я поднимался на лифте вместе с ветеранами. Приобняв Кокорина за плечо, Денисов говорил:

— Не бери в голову, Сань. Скорее всего, это решение… Ну, что тебя назвали последним — это в воспитательных целях. Ну, ты понял.

— Ага, типа чтобы много о себе не воображал, — согласился он. — Типа незаменимых нет и все такое.

Акинфеев посмотрел на меня оценивающе, будто пытался просканировать взглядом и понять, превзошел я его в мастерстве или нет. Ему сорок, его футбольная карьера скоро завершится. Скорее всего, как в нашей реальности, он станет тренером. Но пока, как и Кокорин, Игорь мечтает оставить яркий след в советском футболе, совершить подвиг, как в нашей реальности — отбив пенальти.

С одной стороны, понятно это рвение бывалых, у нас, молодежи, вся жизнь впереди, у меня — как минимум двадцать лет вратарской карьеры, но с другой — душа рвалась в бой: выпустите на раму! Я смогу! Я как покажу высший класс! Я — стена, мышь не просочится, не то что мяч.

Я нашел в себе силы сказать:

— Игорь, поздравляю!

Наверное, мои слова прозвучали искренне, он кивнул и вроде как расслабился.

— В Игоре Денисове не сомневался, в Александре тоже. Капец удивился, что ты не в основном составе.