— Парни, доброе утро! Сегодня наша команда воссоединилась, вернулись Нерушимый, Хотеев и Бекханов. — Он жестом пригласил нас к трибуне.

— Ну вот опять, — проворчал Микроб.

— Для своих не жалко, — улыбнулся я, поднимаясь.

Мы говорили о сборной, о ее перспективах на чемпионате. И я, и Микроб, и Сэм надеялись, что нас выпустят поиграть. Новенькие слушали, разинув рты, и смотрели на нас, как на сошедших с Олимпа богов, а я снова ловил себя на мысли, как быстро меняется мир! Три года назад я был таким восторженным желторотиком, но вот, в авторитеты выбился! В национальные герои, можно сказать.

Говорили мы минут пятнадцать, а потом пошли в раздевалку. Какой же бедненькой она казалась после роскоши Сопота! Но ничего, к августу должны открыть стадион, построенный в честь нас. А если не откроют, так с гостями будем играть на чужом, но приличном. Думаю, заинтересованные лица договорятся, а то будут писать в своих Европах про нищету в СССР.

Тренировка проходила штатно, я даже соскучился по бегу и приемам с фишками.

Потом мне отдали на растерзание Васенцова, и мы устроили вратарский баттл. Леня не сильно от меня отставал, молодец, отлично прокачался. А каким он был деревянным и пугливым в начале карьеры! Даже жаль, что придется ему сидеть на скамейке большую часть времени. Если уйдет первым номером в другую команду, это будет справедливым, я не обижусь.

Потом мы поставили на ворота третьего вратаря, огромного и патлатого, похожего на индейца узбека — Шера Исаматова — и принялись учить его жизни. К счастью, он оказался лучше подготовленным, чем Леня поначалу. Толковая у нас команда — сильная, с характером, интернациональная.

Потом начались стандарты, и вратарей растащили по разным воротам. И, наконец — двусторонки: основной состав против запасных. Народу не хватало, и играли урезанным составом, а Исаматов становился то вместо меня, то вместо Васенцова.

Я больше присматривался к новеньким. Вот если бы мы взяли заммикроба Колю Овчинникова, когда играли в Первой лиге, это было бы просто вау. Теперь же было видно, что он здорово уступает Микробу не только скоростью, но и изобретательностью. Парень осторожничает, когда надо рисковать, и наоборот.

Старая гвардия, наши нападающие, были великолепны и виртуозны: что невысокие Цыба с Видманюком, что высоченные Рябов и Бекханов. По сути, готовая сборная.

А еще я стал замечать, с какой ревностью Антон смотрит на Бекханова и, когда играет против него, норовит повалить. Хорошо, в намерениях не было поломать Сэма.

Завидовал Антон: появился тут один необразованный и — из грязи в князи! Из Первой лиги — да сразу в национальную сборную.

В общем, отыграв двусторонки, мы вошли в раздевалку, где нас ждал Тирликас. Начальник команды поприветствовал нашу звездную троицу и сказал:

— Парни, подождите. — Димидко насторожился, вытянул шею. — Я нашел правого крайнего, или как он у вас называется. Вы его знаете. По-моему, лучшего кандидата просто нет.

Воцарилось молчание. Я начал лихорадочно перебирать правых крайков, которые засветились в других командах, и тут Витаутыч открыл дверь в коридор.

Пару секунд никто не появлялся, словно новенький боялся входить. А когда он переступил порог, у меня и у Микроба упала челюсть. Виновато глядя в пол, перед нами предстал Мика Погосян — друг и предатель, который наказал себя сам.

— Привет, — пролепетал он, все так же глядя под ноги. — В общем, если прогоните — я пойму. Но, — он вскинул голову и чуть ли не взмолился: — если возьмете назад, я не подведу, клянусь! Ну, сделал глупость, влюбленный дурак! Не разобрался, и… Я смогу на этой позиции, честно! Я уже двуногий и много тренировался! Я докажу.

Он вздохнул, замолчал и снова уставился в пол, ожидая своей участи.

— Ах ты крыса! — От возмущения Микроб аж вскочил и сжал кулаки. — У тебя вообще совесть есть? Кинул нас в самый ответственный момент, а теперь приперся. Вообще охамел? Никуда не берут крысу? Ай, какая неожиданность!

Погосян стоял, потупившись. Дослушав Микроба до конца, он ответил:

— Мне предложили позицию нападающего в «Даугаве»…

— На скамейке? — воскликнул Левашов, в сердцах сплюнул под ноги, спохватился, что он не на улице, и затер плевок. — Да пошел ты, гон… говнюк!

Мне вспомнилось, как парни самозабвенно валяли его во время матча с тбилисским «Динамо». Вспомнилось, как мы, уезжая из Ялты, ждали, что он одумается… не одумался. Еще и подгаживал, грязь на нас лил во время интервью. Так хотелось подойти и ка-ак дать ему затрещину!

— Я искуплю вину, — вскинул голову Погосян.

Димидко посмотрел на Витаутыча, скрестившего руки на груди, и сказал: