Усевшись рядом с ним, я шепнул:

— Давай отойдем. Поговорить надо.

Ну точно он тугодум, кивнул с готовностью, поднялся, и тут до него дошло, он открыл рот, нижняя его губа задрожала.

— Ты же не думаешь, что…

Больше всего он хотел… точнее не хотел быть безвинно осужденным. О том, что я считываю намерения, он не знал, сымитировать желание не мог — значит, он не виноват. Как-то даже легче стало от уверенности, что в команде нет крысы, готовой ударить в спину.

Мы отошли в дальний угол зала, и я сказал:

— Думаю, это не ты. Но ты же понимаешь, что посмотрят камеры, увидят, что ты заходил, да еще и с бутылкой воды…

Он дернул головой и нервно сглотнул. Кивнул и пробормотал жалобно:

— И что же делать? — пробормотал он.

— Прийти с повинной, сказать, что, да ты был у меня, но ни в чем не виноват.

— Поверят они, ага! — он с ужасом посмотрел на тренеров.

— Я с тобой пойду. Меня послушают. Но будь готов к допросу.

Он беззвучно шевельнул губами — выругался.

— Идем, — скомандовал я, и он двинулся за мной, ссутулившись и съежившись.

Огромный Тойлыев вмиг сделался маленьким и жалким.

Мне нужен был врач, но излагать проблему в присутствии коллектива было неправильно — они осудят Макса раньше, чем будет доказана его непричастность. Но сейчас бээровец, потирая подбородок, слушал беснующего Карпина.

— Мы им устроим шумиху! На весь мир ославим! Это же надо, суки, на преступление решились! Не удивлюсь, если и убийством не побрезгуют. Это надо пресечь!

Бердыев флегматично заметил:

— Решение везти своих поваров было правильным. Валера, не кипятись. Ты же понимаешь, что если работают спецы, то у них свои люди и в полиции, и среди персонала отелей. Мы ничего не докажем, просто выставим себя идиотами. А мы видим, что поставлена цель не выпустить нас в финал, и в средствах они не стесняются.

— Хуже другое, — сказал Непомнящий. — Факт отравления трудно доказать. Наши обвинения будут выглядеть голословными, потому что ботулизм бывает в пищевых продуктах, мы сами недоглядели…

— Коровьев унес воду, — воспользовался паузой я. — Надо найти бутылку и провести экспертизу. И только тогда обвинять.

— Да плевать! — крикнул Карпин. — Продукты проверены, они нормальные. Других отравившихся нет. Факт есть факт!

Врач-бээровец рванул прочь из зала — давать распоряжение, чтобы остановили уборку номеров, перетрясли гостиницу, собрали все пустые бутылки и проверили каждую. Интересно, сколько здесь его подчиненных? Не удивлюсь, что половина обслуживающего персонала, включая поваров.

Я зашагал следом за ним, Макс поплелся за мной. К нам хотел присоединиться Микроб, но я вскинул руку, и он остался на месте.

По-хорошему, стоило бы раздуть международный скандал, но — обходясь без прямых обвинений. Что-де странное отравление едва не повлекло летальный исход. Кому интересно, за новость ухватятся и растиражируют ее. Направление скандала зависит от того, получится ли обнаружить улики, и что это будут за улики. В идеале бы найти бутылку со следами ботулотоксина.

Но, опять-таки, лаборатории не наши, и вполне возможна подтасовка фактов, потому что международный скандал принимающей стороне не нужен.

Вот так испортили нам радость победы. Ходи теперь и оглядывайся. Интересно, можно ли считать неудавшееся покушение на меня тем самым, от чего предостерегал Гусак? Вряд ли. Он говорил, что меня убьют в толпе людей, причем застрелят, зарежут или еще что, он не видел, как и не видел лиц тех, кто вокруг. Типа я падаю, они бросаются мне помогать.

Толпа людей была? Целых пятеро. Вот только планировалось, что упаду я, а пострадал Коровьев. Да и убили ли меня в видении? Я ведь просто упал, а что замертво — это он мог ошибиться.

Но все равно перестраховаться не помешало бы, мне надо подержать на руках своего первенца.

Бээровец освободился примерно через полчаса. Ну как освободился: озадачил подчиненных и шагал мимо нас, ожидающих в холле на первом этаже.

— Евгений Витальевич! — окликнул его я.

Врач остановился, шевельнул лысыми надбровными дугами. Я поднялся. Максат нервно сглотнул, вцепился в подлокотник.

— Что стряслось? — спросил бээровец, направляясь к нам.

Я покосился на Максата, который не мог разлепить веки, толкнул его локтем в бок. Он открыл глаза, вскочил и выпалил: