Здесь важно отметить, что, хоть работа с воспоминаниями и бывает болезненной, с любой из таких фрагментаций в файлах можно работать и во всем можно разобраться. Мы поговорим об этом подробнее в главе 4. Однако суть в том, что в деле реорганизации файлов с воспоминаниями у нас гораздо больше возможностей, чем кажется.

Поскольку Гейб прожил много лет, отказываясь думать о том, как смерть отца и его собственное сердечное заболевание отразились на нем и его жизни, он так и не присвоил этим событиям метки со значениями. Вот почему, когда в начале нашей сессии он стал рассказывать свою историю, у него началась паника, которая ощущалась даже через экран компьютера. Сама история давалась ему не так уж трудно, но его мозг не понимал, как потом поместить ее обратно в картотеку. Поэтому, чтобы защитить Гейба, его мозг предположил, что он в опасности, и отреагировал соответственно.

Что делать, если вы уже проделали работу с пересказом (нарративом), но по-прежнему реагируете на триггеры? Переучиваться.

В 1940-х годах исследователь травмы Абрам Кардинер понял, что происходит нечто важное, чему до сих пор не было объяснения. Дело не только в том, что травмирующее событие оставляет после себя путаные и невыраженные эмоции, оно еще и полностью меняет восприятие пациентом окружающего мира. Кардинер признал, что травма и вызванные ей симптомы в общем заставляют нас чувствовать себя в окружающем мире и в собственном теле крайне небезопасно, причем не только в моменты реакции на триггеры, а постоянно.

Еще он признал, что нужно не только помочь пациентам осмыслить произошедшее, но и переучить их тем или иным образом реагировать на реальность. Кардинер писал: «Все усилия нужно направить на то, чтобы отучить пациента жить в опасном и негостеприимном мире, который он воображает вокруг себя, и научить его жить в истинной реальности». [20] Хоть реакция на травму и активируется конкретным событием, сама травма носит всеобъемлющий характер. Это рана, из-за которой человек полностью лишается ощущения безопасности в окружающем мире.

Одним из пациентов, которых изучал Кардинер, был ветеран войны, основным симптомом у которого были обмороки. Каждый раз, когда он входил в лифт или слишком быстро поднимался по лестнице в квартиру, он терял сознание. Еще ему снились ужасные кошмары про то, как он падает с высоты, и он каждую ночь просыпался в холодном поту. Предположив, что обмороки говорят о проблемах с давлением, он обратился к врачу. Никаких физических нарушений у него не обнаружили, однако симптом не проходил и сильно портил ему жизнь.

Работая с этим пациентом, Кардинер узнал, что тот на службе пережил крушение вертолета. Когда вертолет падал, он потерял сознание – это совершенно естественная защитная реакция, которая, вероятно, спасла ему жизнь. Этот механизм нервной системы еще называют «эффектом тряпичной куклы», и он заставляет тело обмякнуть непосредственно перед аварией. В таком состоянии у человека гораздо больше шансов выжить. Ветеран легко и связно рассказывал об аварии и решительно отвергал предположение о том, что она нанесла ему психологическую травму. Многим пришлось пережить что похуже, а ему еще повезло, что он остался жив.

Несмотря на то, что пациенту каждую ночь снились кошмары о падении с высоты, несмотря на то, что тяжесть в желудке перед каждым обмороком была точь-в-точь как при падении вертолета, и несмотря на столь отчетливую связь симптома с произошедшим событием, в уме он по-прежнему не связывал свои симптомы с аварией, поскольку не считал ее травмирующим событием. Симптом был физическим, а не психологическим, поэтому связи он не видел. И не хотел, чтобы эта связь была. Не забывайте, что в то время психологическая травма считалась признаком слабости характера.

Как и Гейбу, этому ветерану триггером служило неуловимое внутреннее состояние. Когда у него начинало скакать давление, его раз за разом переносило через портал травмы. Но, поскольку он никак не связывал свое физическое состояние с травмирующим событием, он не мог понять, почему по-прежнему мучится.

Мы не выбираем, что станет для нас триггером, и он не всегда доступен нашему сознанию.

Кардинер помог пациенту, постепенно убедив его в двух вещах: во-первых, в том, что обмороки при подъеме по лестнице или на лифте связаны с падением вертолета. Ему пришлось самому указать пациенту на портал. Во-вторых, несмотря на то, что, потеряв сознание во время аварии, он выжил, цепляться за эту реакцию всю оставшуюся жизнь не обязательно. Пациента необходимо было вернуть в реальность и продемонстрировать, что эти «защитные механизмы совершенно не актуальны в реальном мире, где он живет». [21] Это не значит, что механизмы какие-то неправильные, – они всего лишь больше не актуальны. Естественная защитная реакция стала проявляться в ответ на нормальные повседневные события, не представляющие никакой реальной опасности. Чтобы исцелиться, пациенту нужно было осознать, что, хоть травмирующее событие и было ужасным, продолжать испытывать этот ужас уже не обязательно.

Организм, прилагая достойные восхищения серьезные усилия для выживания, ошибочно предполагает, что лучший способ выжить – сосредоточенно ждать потенциальной опасности, поджидающей на каждом углу. В результате вы постоянно пребываете в состоянии повышенной бдительности и испытываете дискомфорт. Травмирующие события не только создают в памяти неаккуратный фрагментированный файл, но и оставляют неизгладимый отпечаток на всем вашем восприятии окружающего мира. Таким образом, исцеление от травмы – это не только пересказ и организация воспоминаний, это еще и понимание того, как травмирующее событие изменило вашу реальность.