– Боже правый… Семь брючных пуговиц… Нет, Бизон не должен этого знать.

Улыбка кадета растаяла.

– Вот как раз поэтому я к тебе и подошел, Хазард. Я ведь не шутил, когда говорил о Бизоне и о том жутком ноже, который он прячет. Ты же знаешь, я не из пугливых, но его боюсь. И все остальные тоже боятся. Так что хвастаться и болтать никто не станет, на это можешь рассчитывать.

Позже, когда первое потрясение прошло и Билли уже остался один, он понял, что кадет был прав в одном: ему невероятно повезло вовремя избавиться от чар Эштон. С ней явно что-то было не так. Оставалось только радоваться, что он сам ее больше не интересует. За все время их визита она с ним почти не разговаривала и вообще вела себя так, словно его нет. Слава богу, она все забыла.

Вирджилия набросила на плечи потрепанную шаль и заколола ее булавкой. А потом снова принялась помешивать кукурузную кашу в кастрюле на маленькой железной плите. Одной ножки у плиты не хватало, и ее заменили несколькими разбитыми кирпичами.

Ноябрьский снегопад припорошил белой крошкой железные крыши соседних хибар. Снег заполнил ямки в замерзшей грязи за дверью. Резкий колючий ветер тряс промасленную бумагу, которой были затянуты окна, и вдувал снежинки в дырявую стену рядом с висевшей на гвозде гравюрой с изображением Фредерика Дугласа.

Грейди сидел возле шаткого стола. Его вылинявшая голубая фланелевая рубашка была застегнута до самого горла. Он похудел почти на тридцать фунтов и уже не выглядел таким сильным, как раньше. Когда он улыбался, а это случалось теперь довольно редко, можно было увидеть его безупречные передние зубы, прекрасно сделанные и идеально установленные. Только легкий желтоватый налет выдавал их искусственное происхождение.

Напротив Грейди сидел его гость – худощавый негр с брезгливым выражением лица, светло-коричневой кожей, курчавыми седыми волосами и внимательными карими глазами. Звали его Лемюэль Таббс. При ходьбе он заметно прихрамывал.

Чашка кофе, которую Вирджилия поставила перед Таббсом, оставалась нетронутой. Он не любил посещать трущобы, да еще в непогоду, но этого требовал долг.

– Рассказ о вашей жизни, – пылко говорил он Грейди, – может придать достоверности нашему следующему открытому собранию, усилить его воздействие. Ничто не убеждает публику больше, чем то, когда о порочности системы рабства говорит человек, испытавший ее на себе.

– Собрание открытое, вы говорите? – задумчиво повторил Грейди. – Не знаю, мистер Таббс. Охотники за рабами ведь тоже могут о нем прочитать.

– Вполне понимаю ваши опасения, – с сочувствием откликнулся Таббс. – Поэтому и не давлю на вас. Вы сами должны принять решение. – Он немного поколебался, прежде чем перейти к главному. – Но если вы все-таки согласитесь, нам нужно будет ввести некоторые ограничения в ваш рассказ. Разумеется, мы стремимся всеми возможными способами заклеймить рабство, но нельзя допустить, чтобы на Юге начались волнения. Подобные разговоры пугают и настраивают против нас тех белых, которые нам чрезвычайно нужны для нашего дела. Честно говоря, это пугает их так, что они перестают давать нам деньги.

– Так, значит, вы не говорите всей правды? – спросила Вирджилия. – Вы и ваша организация продались за пару кусков серебра!

Гость нахмурился, и в его взгляде первый раз за все время разговора сверкнуло нечто похожее на гнев.

– Я не стал бы формулировать это именно так, мисс Хазард.

В кругах борцов с рабством Вирджилия предпочитала называться этим именем, а не «миссис Грейди».

По правде говоря, руководители аболиционистского движения в Филадельфии резко разделились в вопросе, принимать помощь от Вирджилии и ее любовника или нет, из-за того что крайние взгляды этой парочки создавали очень много лишних проблем. Как и само присутствие Вирджилии, если уж на то пошло. Часть руководства вообще не желала иметь с ними дел; другая фракция, которую как раз возглавлял Таббс, хотела использовать Грейди, при условии, что его можно будет держать под контролем. С видимой неохотой Таббс все же решился еще раз подчеркнуть важность своего условия.

– Когда имеешь дело с властями предержащими, необходимо идти на некоторые компромиссы, чтобы достичь…

– Мистер Таббс, – перебил его Грейди, – думаю, вам лучше уйти. Нам неинтересно появляться на ваших условиях.

– Мне бы не хотелось, – взяв себя в руки и совладав с душившей его яростью, сказал Таббс, – чтобы вы принимали решение столь поспешно. Возможно, вы передумаете, если я добавлю еще кое-что. Лично я считаю, что вы можете быть полезны в деле борьбы за отмену рабства, но далеко не все в нашем движении разделяют мою точку зрения. Мне понадобилось немало времени, чтобы убедить некоторых членов нашей организации дать согласие пригласить вас обоих. – Он бросил взгляд в сторону Вирджилии. – И я очень сомневаюсь, что такое приглашение может повториться.

– Грейди не хочет выступать перед тряпками и шлюхами, – заявила Вирджилия, встряхнув головой; ее давно не мытые волосы были тусклыми и нечесаными. – Мы стоим на стороне мистера Гаррисона.

– Который сжигает Конституцию? Так вот куда вы клоните? – Таббс покачал головой.

В День независимости Гаррисон вызвал шумиху по всей стране, устроив торжественное сожжение текста Конституции на собрании, проходившем недалеко от Бостона. Вирджилия явно считала его поступок правильным.

– А почему нет? Эта Конституция и есть то, чем ее называет Гаррисон: договор со смертью и соглашение с адом.