– Конечно, это платье чересчур шикарно для такого случая, – смеялась Констанция, – но оно мне так понравилось, и Джордж настоял, чтобы я его купила. Вот только, боюсь, наши дамы будут показывать на меня пальцем.

– От зависти, – фыркнул Джордж, а Орри позавидовал тому, какими нежными взглядами обменялись супруги.

– Особенно тетя Изабель, – добавила Патриция.

– Как поживают Стэнли и Изабель? – спросил Орри.

При этих словах Патриция высунула язык и состроила страшную рожицу. Констанция легонько хлопнула дочь по руке и покачала головой.

– Мы не часто с ними видимся, – сказал Джордж. – Стэнли теперь неразлейвода с сенатором Кэмероном, у Изабель тоже свой круг. Ну и слава богу. Из-за противоречий между Священным Писанием и этим парнем Линкольном наша семья раскололась, но, в общем-то, все обошлось мирно.

– Тут надо бы кое-что уточнить, милый, – грустно улыбнулась Констанция. – Стэнли и Изабель отдалились от нас не по своей воле. Это мы их выгнали.

– Верно, но… – (Шаги у двери столовой заставили его и всех остальных повернуться.) – А, Вирджилия…

Орри поспешно отодвинул стул и встал.

– Добрый вечер, Вирджилия, – сказал он.

– Добрый вечер, Орри, – ответила она, садясь на свободный стул.

Слова приветствия Вирджилия произнесла так, словно он был болен чумой.

– Я не знал, что вы тоже приедете, – сказал Орри, снова садясь за стол.

Он был потрясен тем, как выглядела Вирджилия. Она как будто постарела лет на десять с тех пор, как он видел ее в последний раз. Кожа ее отливала желтизной, платье явно нуждалось в стирке, а волосы – в расческе. Запавшие глаза сверкали яростным огнем.

– Я приехала сегодня утром.

Как обычно, заурядную фразу она умудрилась превратить в торжественное заявление. Орри подумал о ее чернокожем любовнике, этом беглом рабе – Грейди, кажется. Слухи об их сожительстве, постоянно обрастающие все новыми и новыми пикантными подробностями, добрались и до Чарльстона, до предела возмутив местное общество. Были ли они все еще вместе? Разумеется, спрашивать он не стал.

– Завтра я отправляюсь в Чемберсберг, – с важностью добавила Вирджилия, раздраженно махнув рукой стоявшей у стены служанке, и девушка тут же бросилась наливать ей суп.

Вирджилия не отрываясь смотрела прямо в лицо Орри. Только не поддавайся на ее провокации, сказал себе Орри, понимая, что сдержаться будет нелегко. Вирджилия Хазард как никто умела пробудить в нем лютую ярость, а уж в его нынешнем настроении это было совсем не трудно сделать.

Бретт внимательно наблюдала за ними обоими, когда Вирджилия снова заговорила:

– Я там помогаю одному аболиционисту. Джону Брауну из Осаватоми.

Конечно, Орри слышал о Брауне. Да и кто не слышал? Он даже видел портрет этого человека в «Харперс уикли» – худое, изможденное лицо, длинная белая борода. Браун родился в Коннектикуте и долгие годы активно боролся за освобождение негров. Однако по-настоящему он прославился после событий в Канзасе, когда вместе со своим добровольческим отрядом, куда входили и пятеро его сыновей, воевал против превращения штата в новую рабовладельческую территорию. Самую громкую известность ему принесла так называемая резня в Поттаватоми, когда его отряд напал на поселение защитников рабства и буквально изрубил в куски пятерых мужчин.

Не так давно Браун выступал с лекциями на Северо-Востоке, чтобы собрать деньги для своего нового безумного предприятия, которым стало учрежденное им некое временное правительство в Канаде. Предположительно оно было связано с Подпольной железной дорогой для беглых негров. Мрачная репутация Брауна и вызывающий взгляд Вирджилии подтолкнули Орри к резкому ответу:

– Представить не могу, что кто-то хочет помогать убийце.

Бретт и Констанция с тревогой переглянулись. Вирджилия поджала губы.

– Я нисколько не сомневалась в том, что вы изречете нечто подобное, – сказала она. – Такие, как вы, всегда пытаются оскорблениями опорочить тех, кто говорит правду о Юге. Но знайте: мы не позволим вам и дальше следовать вашим варварским обычаям и содержать ваши племенные фермы для разведения рабов.

– Что вы несете?

– Близится день, когда мессия возглавит восстание ваших рабов. И все белые, которые не поддержат эту великую революцию, будут уничтожены.

За столом наступило потрясенное молчание. Даже Бретт едва сдерживала гнев. А вот Орри больше не мог сдерживаться. Раздражение, которое копилось в нем все эти дни, наконец вырвалось наружу. Он с грохотом отодвинул стул и встал.

– Прошу меня извинить, – сказал он напряженным голосом, обращаясь к Джорджу.

Констанция бросила на свою золовку испепеляющий взгляд и повернулась к Орри:

– Думаю, это не вам следует уйти.

– Но он, конечно же, уйдет, – ухмыльнулась Вирджилия. – Для южан ведь правда невыносима.

– Какая правда?! – воскликнул Орри, сжав рукой спинку стула. – Никакой правды я пока не слышал. Мне до тошноты надоело, что со мной обращаются так, будто я лично несу ответственность за любой поступок южан – реальный или рожденный вашим больным воображением.