Я был готов рассказать Джей-Джею уже несколько дней. Я устал от того, что Валор уезжала, проведя со мной всего один день. Я хотел, чтобы она была в моей постели все выходные, а не только через день. Я хотел, чтобы она все время была рядом со мной.

Я уступил ей. Это был конец игры. Как только я оказался внутри Валор, я никогда не хотел быть внутри кого-то другого. Я трахал ее везде, где только мог - в душе, на кухне, на балконе, на полу. Черт, я не могу вспомнить, когда мы в последний раз занимались сексом в моей гребаной постели. Мои руки всегда были на ней.

Я хотел, чтобы она всегда была рядом со мной. Она сделала мою жизнь немного ярче.

Единственный способ, которым я мог объяснить, каково это быть с Валор, - это спать на моем правом плече. Вэлли спит на правом боку, не имеет значения, в какой позе она засыпает, она всегда оказывается на правом боку.

Я ненавидел обниматься. Я был не из тех парней, которые обнимают девушек, пока они не засыпают. К черту все это. После того, как я переспал с цыпочкой, я хотел уйти. Это одна из причин, по которой я никогда не приводил их к себе, чтобы она не оставалась на ночь. Мы трахнулись, и я ушел. Вот и все.

Но после того, как пот наших с Валор сексуальных похождений высох, все, чего я хотел, это чувствовать ее тепло, прижатое ко мне, когда мы засыпали. Закрыть глаза, ощущая, как запах ее лавандового шампуня наполняет мои ноздри. Она как персональный ароматизатор.

Поэтому, поскольку я хочу, чтобы она была рядом со мной, мне приходится спать на правом плече. У меня травма в этом месте, и иногда это чертовски больно. Но я бы предпочел просыпаться с адской болью и почти не спать, чем не прикасаться к ней.

Присутствие в моей квартире оживило ее. Музыка всегда была громкой, и она всегда звучала из восьмидесятых, но это была она. Куда бы она ни пошла, все, к чему она прикасалась, усиливалось. Ходила по моему пространству, как будто оно принадлежало ей, и, если честно, так оно и было. В те ночи, когда ее не было со мной, это казалось немного более тусклым. Она была светом в моем доме, в моей жизни.

Я знал, что, рассказав об этом ее отцу, она сможет полностью отдаться мне. Она останется на выходные, и не только на несколько дней. Меня беспокоило не то, что я рассказывал о ней всему миру. Черт возьми, я хотел заявить права на свою территорию. Я ненавидел, как парни пялились на нее. Валор не обращала внимания на то, насколько горячей, блядь, она была.

Это ничего не говорило младшему. Я был готов к тому, что получу от него взбучку по. Я сдерживался не из-за ее отца. Я сдерживался из-за самого себя.

Я смотрю, как она откусывает первые несколько кусочков жирного ломтика, радостно напевая под звуки музыки.

— Ты все еще самый грязный едок, которого я когда-либо встречал, - комментирую я, переводя взгляд на нее, а затем снова на дорогу.

Она поднимает ногу, а затем опускает ее на мое бедро, грубо вдавливая пятку в мои мышцы.

— Я не такая!
– кричит она, все еще держа еду во рту. Я давлюсь смехом, протягивая к ней свободную руку. Смотрю на нее, провожу большим пальцем по ее подбородку. Я собираю излишки соуса большим пальцем, прежде чем поднести его ко рту. Облизываю томатную пасту, на моих губах появляется ухмылка.

Краем глаза я вижу, как она краснеет, заставляя меня улыбнуться. Это крутая девчонка на льду? Да, она тает, как только оказывается в моих объятиях.

— Как скажешь, - ворчит она, с важным видом доедая кусок пиццы.

Я уже несколько часов ехал по проселочным дорогам в более сельской местности за пределами Чикаго. Я знал, что ей нужен перерыв, и хотел видеть ее счастливой. По радио звучит песня Синди Лопер “Time After Time”. Я закатываю глаза, секунду глядя на нее.

— Что у тебя не так с музыкой восьмидесятых?
– Это все, что она слушала. Не только какое-то время. Это было все время. Она никогда не слушала ничего, сделанного в наши дни. Надо отдать ей должное, она последовательна.

— Мой отец. Все очень просто. Когда я была маленькой, мы часами слушали эту музыку. Теперь это похоже на часть меня. Точно так же, как у тебя, вероятно, есть что-то особенное, что ты разделяешь со своей семьей. - Она кладет в рот несколько лимонных конфет.

При слове ‘семья’ я невольно напрягаюсь. Да, Валор. У меня действительно есть что-то особенное, чем я делюсь со своими матерью и отцом, это называется боль. Большое количество горя. Такая боль, от которой больно смотреть на Валор.

— Не совсем, - твердо ответил я. Я снова перевожу взгляд на дорогу передо мной. Одна рука на руле, а другая лежит на ногах Валор у меня на коленях.

— Ты не очень близок со своей семьей, не так ли, Би?

Трудно быть, когда один мертв, а другой все время пьян. Вэлли мало что знала о моем прошлом или моей семье. Я не говорил об этом. Никогда. Никто не знал ни о том, как я рос, ни о том, через что прошла моя мама. Это был мой секрет, который я должен был сохранить.