Сезон был почти закончен, а это означало, что нас ждал плей-офф. Я всегда любила это время года для хоккея. Давление было на всех. Игры были более напряженными, потому что все боролись за место. Мы занимали третье место в лиге, а это означало, что, если мы продолжим побеждать, нам будет гарантировано место.

У мальчиков дела шли так же хорошо. Кай был на рекордно высоком уровне по количеству сейвов и локаутов. Бишоп все еще оставался Бишопом, одним из лучших защитников в лиге. Не было ничего такого, чего бы не мог сделать этот человек. Остальная команда следовала за ним, и если он играл хорошо, то и они тоже. Он все время сохранял набранный темп.

Нико был единственным игроком, который был немного не в себе. Бишоп упомянул что-то о том, что его семье пришлось нелегко, но он не стал вдаваться в подробности. Нико все еще забивал голы, но даже на льду было видно, что он утратил часть своего мужества. Это беззаботное отношение постепенно исчезло, и никто, казалось, не мог понять почему.

Я открываю входную дверь и кричу в дом:

— Папа, мы здесь!

Войти в дом моего отца было все равно что снять лифчик после долгого дня. Вы могли бы расслабиться, дышать, быть самим собой. В этом доме мне не нужно было быть никем, кроме Валор. Место, где он вырастил меня, где хранились все наши воспоминания. Этот дом был капсулой времени его любви ко мне, и я буду лелеять его всю жизнь.

Мои глаза сканируют дом, пальцы касаются входа на кухню, где моя таблица роста отмечена черным маркером. Место, где мы готовили завтрак каждое воскресенье. Тот раз, когда я забыла закрыть блендер крышкой, когда готовила смузи ко Дню отца, мне было восемь. Вечерами мой отец вкалывал здесь, чтобы испечь кексы для моего класса, потому что он никогда не хотел, чтобы я чувствовала себя другой, потому что у меня не было мамы.

Всю мою жизнь он надрывал свою задницу, чтобы убедиться, что я всегда чувствовала себя любимой.

Волна ностальгии захлестывает меня, когда я вижу фотографии на холодильнике. Я подняла одну свою фотографию: я на спине Бишопа, когда мне было шестнадцать. Мои пальцы пробегают по его лицу. Это были одни из моих самых любимых воспоминаний о нас. До всего этого дерьма, когда мы были просто Бишопом и Вэлли.

При мысли о нем на моем лице появляется улыбка. Бишоп и я делали это день за днем.

Я думаю, мы просто наслаждались тем фактом, что снова были в жизни друг друга. Он не торопил меня быть с ним. Мы просто делали это шаг за шагом. Я не могла быть более благодарна за это. Мне показалось, что мы снова стали друзьями. Черт возьми, они с Риггс неплохо ладили. Настолько, насколько могут уживаться нефть и вода.

Мы ели пиццу после тренировок или вместе праздновали победы. Он приезжал несколько выходных на вечер кино со мной и Риггс. Мы все снова погрузились в эту рутину общения друг с другом. Это было почти так, как если бы мы никогда не расставались друг с другом.

Однако единственное, что я ненавидела в присутствии Бишопа, - это невозможность прикоснуться к нему. Боже, я так сильно хотела его, что иногда мне было физически больно. Я хотела, чтобы его руки были на мне, где бы и когда бы то ни было. Я скучала по ним.

Но я знала, что секс все испортит. Это произошло в первый раз, когда мы сделали это. Я хотела, чтобы на этот раз все было по-другому. Поэтому я воздерживалась от прикосновений к нему, и мои пальцы составляли мне компанию по ночам.

— Девочки! Я на чердаке!
– Я слышу, как мой отец кричит, и это заставляет меня положить фотографию обратно на холодильник, где я ее нашла.

Риггс роется в шкафах в поисках еды, что неудивительно. Тем не менее, я была счастлива увидеть это. Она немного похудела после госпитализации, а тошнота от лекарства заставила ее потерять аппетит. Примерно через три месяца после начала ее терапии и лечения к ней вернулось чувство голода. Она выглядела здоровее, чем когда-либо.

Мысленно тоже. То тут, то там все еще случались плохие дни, но она справлялась с ними лучше. Она не была такой скрытной в отношении них. Она научилась лучше просить о помощи, когда она в ней нуждалась.

Сказать, что я была горда, было бы преуменьшением.

— Твой папа никогда не смотрел фильм ужасов? Ничего хорошего не бывает от пребывания на чердаке, - бормочет она с набитым чипсами ртом.

— Не все смотрят фильмы ужасов ради развлечения, Риггс. Да ладно, у него, наверное, там куча дерьма, и мы обещали, что поможем ему пройти через это.
– Я иду к коридору. Лестница для нас уже спущена.

Мой папа хочет немного прибраться в доме, клуб "Фурий" собирал ежегодные благотворительные пожертвования, так что мой папа, будучи моим отцом, хотел принять участие. Раз или два в год в "Фуриях" устраивался центр пожертвований игрушек, одежды - словом, всего, что только можно было придумать, чтобы передать детям, находящимся в приемных семьях, или бездомным. Однажды став Фурией, ты всегда будешь Фурией.

— Я не была здесь с тех пор, как была ребенком. Я не помню, чтобы здесь было так пыльно, - говорю я, добравшись до вершины. Мне было двадцать два, и я не была здесь с шести или семи лет.