Уснешь тут после таких новостей!

— Ваше Сиятельство, как вы?

Граф сидел за столом напротив окна. Когда я переступила порог комнаты, под моими ногами захрустели осколки разбитой вазы. Похоже, в порыве ярости Роберт швырнул ее в стену. На мое появление он отреагировал легким, едва заметным кивком.

— Нам надо поговорить. Сэр Борген обещал вернуться через неделю. К этому времени мы должны придумать, как вывести его на чистую воду.

Почему-то мне казалось, что, пока я там, внизу, вымучивала лживые улыбки, Роберт здесь, наверху, боролся со своим бешенством и не мог мыслить ясно. Оттого еще удивительнее было услышать: «Я знаю, что предпринять», произнесенное ровным холодным тоном.

— У вас есть план? — мои брови невольно взлетели вверх.

— Принесите из моего кабинета бумагу и чернила.

Несколько секунд я в замешательстве переступала с ноги на ногу, после отправилась выполнять просьбу своего подопечного. Когда я вернулась с необходимыми вещами, Роберт уже сидел на кровати. Вскоре стало ясно, что он освободил мне место за столом.

— Пишите, Кларисса.

И он принялся надиктовывать мне письмо, чтобы завтра я отвезла его на ближайшую почту.

Лиззи

Перед тем как уйти, мама поправила на ней одеяльце и наклонилась, чтобы поцеловать в лоб. Лиззи застыла, даже дыхание задержала — так это было неожиданно и приятно!

Девочка никак не могла привыкнуть к тому, что мама теперь добрая, читает ей сказки, улыбается, смотрит с нежностью и не кричит. Больше никогда не кричит. Удивительно. Лиззи думалось, что даже если она что-то нечаянно разобьет или сломает, мама и тогда не повысит на нее голос. Конечно, Лиззи ни за что бы не стала рисковать и проверять свое предположение.

— Спокойных снов, — теплое дыхание пощекотало кожу.

От маминых волос пахло цветами, от рук — кремом, которым она мазала ладони на ночь. Больше всего Лиззи любила аромат выпечки. Когда после возни на кухне мамина одежда пропитывалась запахами свежих булочек и пирогов с вареньем. Но сегодня ужин готовила печальная Гардин, и это было совсем не так вкусно, как обычно, а еще пришлось сидеть за одним столом с этим неприятным человеком, похожим на больного грызуна.

Лиззи старалась не смотреть на него. И не потому, что он был старым и некрасивым. К старикам она относилась хорошо, хотя многие из них дурно пахли и улыбались гнилыми желтыми зубами. Тем не менее они были хорошими и милыми людьми. А этот господин с лысиной — нет. В нем девочка чувствовала подспудную угрозу. Его маленькие глазки так неприятно бегали. Как у хитрой лисицы из сказки! И улыбка была уродливой, хотя все зубы — белые и ровные.

Из-за этого странного человека за ужином кусок не лез в горло, и теперь в пустом животе скребли кошки. Те самые, которые жили в нем раньше, до того как мама Лиззи чудесным образом изменилась. Потом они ушли, эти когтистые хищницы, а сегодня вернулись.

Когда дверь за мамой закрылась, Лиззи полезла под матрас, в свой тайник. Там она всегда оставляла себе немного еды. Пару печений, пирожок, завернутый в бумагу, а иногда и просто кусочек хлеба. Могло ведь случиться всякое. А вдруг утром при пробуждении ее ждет не ласковая улыбка, а рука, сжимающая розги? И снова придется голодать. Нет-нет, Лиззи уже большая, ученая и теперь ведет себя предусмотрительно.

Под матрасом лежали два маленьких огурца в пупырышках. Лиззи надеялась найти и кусок позавчерашнего пирога с яблоками, но вспомнила, что за ночь он раскрошился в кашу, и его пришлось выкинуть. Впрочем девочка не расстроилась, а если и расстроилась, то самую малость. Овощи она любила. Голодная, она могла съесть все. Как-то раз даже пришлось довольствоваться засохшей морковкой, которая закатилась в щель под кухонным ящиком. По сравнению с ней сладкие хрустящие огурцы — подарок небес.

Прикончив свой стратегический запас, Лиззи откинула одеяло и опустилась коленями на холодный пол, руки поставила на кровать и сложила в молитвенном жесте.

— Боженька, — зашептала она, прикрыв веки. — Спасибо тебе за маму. Пожалуйста, сделай так, чтобы она всегда оставалась доброй и любила меня. И пусть у Робби больше не болят глазки. Подари всем здоровья. Обещаю, что буду очень хорошей девочкой и никогда никого не расстрою.

Это был ее ежевечерний ритуал. Никто не учил Лиззи правильным словам, но она считала, что бог добр и снисходителен: он позволяет детям говорить с ним напрямую, без помощи мрачных дядек в черных балахонах, и, конечно же, он понимает, почему Лиззи не знает молитв, и не обижается на нее за это. Пообщавшись с Господом, девочка вернулась в кроватку, под теплое одеяло.

На потолке качалась паутина теней. В ее узоре можно было разглядеть страшные рожи чудовищ, лохматые головы ведьм, но Лиззи знала, что это просто ветер качает ветки деревьев за окном, и не боялась. Она уже давно не боялась ни темноты, ни скрипов старого дома. Только голода и злобы на лице матери.

Лежа на спине и наблюдая за игрой теней, девочка сочиняла очередную сказку, чтобы завтра порадовать ею беднягу Робби, как вдруг странный шорох привлек ее внимание. Это был не гул ветра в трубах, не стук ветки, ударившей в стекло, не шаги за стеной. Звук доносился со стороны камина. Лиззи села на постели и прищурилась, всматриваясь во мрак.