Кое-как умывшись и почистив зубы в туалете конторы, Франсуа сменил рубашку на свежую, хранившуюся для таких случаев в шкафу в его кабинете. Автомат в коридоре зашипел и выдал очередную порцию так называемого эспрессо. Франсуа, мучимый чувством вины перед собственным организмом за недосып и тянущие боли в желудке – первые предвестники гастрита, пригладил слегка влажные волосы и сел за руль. Состояние, в которое он впадал каждый раз, расследуя тот или иной случай, сложно было объяснить с научной точки зрения, но ни есть твердую пищу, ни спать нормально он не мог ровно до той поры, пока дело не было раскрыто. Это было неправильно и вредно для здоровья. Но все жизненные ресурсы каждый раз были направлены на мозговую активность, а не на переваривание пищи, например. Тамара рвала на себе волосы и намекала на проблемы со здоровьем в будущем и свое возможное раннее вдовство, но, невзирая на ультиматумы, поменять что-либо была не в силах. Франсуа клялся нормально питаться, спать по расписанию и свозить ее в отпуск, но все это было чистой воды враньем и самовнушением. Среди следователей нет нормальных людей. В этом Франсуа был твердо убежден.

Вот и теперь, благополучно пропустив завтрак, Франсуа ехал на другой конец Парижа, чтобы допросить вдову Ксавье Седу и его сына, которых, по словам Альберта Долана, продюсер совершенно по-скотски бросил много лет назад. По счастью, законы трафика теперь были на его стороне: большинство машин двигались в сторону центра города, поэтому до места назначения Франсуа добрался без проблем. К его огромному удивлению, неугомонный напарник, вчера опять слинявший самым наглым образом, что-то весело себе насвистывая под нос, был уже там. И через несколько минут Франсуа ерзал в глубоком и неудобном кресле, пытаясь устроиться покомфортнее. Он вежливо сделал глоток остывшего кофе из красивой фарфоровой чашки и посмотрел на Баселя, который скучал чуть поодаль. Оба следователя чувствовали себя слегка неуютно под внимательным взглядом немолодой женщины, которая сидела напротив них и молчала.

У Беатрис Азуле были большие печальные глаза и ярко выраженные носогубные складки. Франсуа попытался вспомнить, а сколько, собственно, лет было самому Седу, и мысленно задал себе вопрос, почему мужчины могут стареть красиво и достойно, а для женщин подкрадывающаяся старость почти неизменно несет с собой увядание и разрушения во внешности.

Квартира, в которой они сидели, была простой, но чистой. В ней не было антиквариата, в отличие от квартиры продюсера на бульваре Сен-Жермен, или особых предметов роскоши. Здесь жили достаточно скромно. Скорее всего, Седу не баловал свою бывшую семью.

– Всегда боялась, что Ксавье уйдет от меня к другой женщине, – прервала тишину бывшая супруга продюсера и грустно улыбнулась, – зря боялась, кстати. – Она помолчала и объяснила очевидное: – К женщине он не ушел. Он ушел просто так. Это во сто крат хуже.

– Вы тяжело перенесли разрыв? – принялся задавать вопросы Басель, пытаясь нащупать больные места и скрытые мотивы, а Франсуа весь обратился в слух. Женщина задумчиво кивнула:

– Да, мне это тяжело далось. Я очень злилась на Ксавье. Особенно поначалу, – она сжала в тонких, покрытых коричневыми пигментными пятнами пальцах платочек, – но потом, когда прошло время, я поняла, что это было неизбежно.

– Почему? – подался вперед Басель, выражая готовность слушать. Как показывала практика, женщины типа мадам Азуле охотно рассказывают о своих проблемах, стоит им увидеть хоть мало-мальски заинтересованного слушателя. Сейчас такой слушатель был.

– В сущности, нас в очень молодом возрасте поженили родители. Тогда мы многого не понимали и многое не знали друг о друге. Как, собственно, и о том, как должна складываться наша жизнь. Но прошли годы, и стало ясно, что мы с Ксавье очень разные. Он всегда кипел от идей, у него были воистину наполеоновские замыслы, а я была очень спокойной и домашней. Мне не нужно было много. После рождения Андре я с удовольствием ушла в декрет, да так из него и не вышла – малыш рос болезненным. Мне, откровенно говоря, и не хотелось обратно на работу. Жизнь домохозяйки нравилась мне гораздо больше. Ксавье постоянно пытался меня куда-то вытащить, увлечь, но мне это было не очень интересно. В конце концов я ему наскучила. – Женщина подняла на мужчин глаза, словно искала сочувствия. – Я чувствовала, что он меняется. Чувствовала, что ему нужно что-то большее, что я не могла ему дать. И все же, когда он ушел, для меня это стало ударом.

– Он вам объяснил, почему уходит? – спросил Басель.

– Нет, – помотала головой мадам Азуле, – просто заявил, что хочет пожить отдельно. И, скажу я вам, это было то еще унижение. – Она комкала в руках кружевной платочек. Эти воспоминания явно не доставляли ей радости. – В глаза мне, конечно, никто ничего не говорил, но я постоянно слышала за спиной шуточки, что довела его до того, что он теперь и смотреть на женщин не может.

– А что вы почувствовали, когда узнали, что Седу больше нет? – продолжил Басель. Мадам Азуле подумала, пожала плечами и подняла на него сухие и какие-то выцветшие глаза.

– Ничего, – тихо призналась она и снова опустила взгляд, – я понимаю, это ужасно звучит. Но я ничего особенного не почувствовала. Нет, – спохватилась вдова, – то есть, естественно, у меня был шок. Как у любого человека, которому рассказали ужасную новость о близком родственнике. Но, как ни ужасно в этом признаваться, я не испытала чувство утраты. Наверное, потому что смирилась с уходом Ксавье давным-давно. Я уже свое отплакала.

– Седу продолжал общаться с вами и сыном после развода? – задал Басель следующий вопрос. Мадам Азуле помолчала немного. Видно было, как тяжело дается ей этот разговор, наконец она собралась с духом и продолжила:

– Нет, – она прочистила горло и тяжело вздохнула, – он однажды вечером собрал чемодан и ушел, ничего мне толком не объяснив. Андре тогда было всего пять лет. Он ничего не помнит. Может, это и к лучшему. Одно время я надеялась, что Ксавье станет так называемым воскресным папой, но и этому не суждено было сбыться. Он навсегда испарился из нашей жизни. Иногда посылал деньги, но их было очень мало, – она покачала головой, – мне пришлось вернуться на работу. Правда, со временем, когда стал успешным продюсером, он сообщил, что будет оплачивать хорошую частную школу для Андре. Но этим все и исчерпывалось. Развод мы оформили через год, и даже тогда я его не увидела. Бумаги мне пришли по почте.