– Я сейчас полицию вызову, – сурово пригрозил он.

– Спокойно, – Басель одной рукой для верности придержал сползающего на пол напарника, а другой вытащил из внутреннего кармана удостоверение, – полиция уже здесь.

– Выметайтесь отсюда, – сплюнул на пол хозяин и тут же пожалел, вспомнив, что полы мыть тоже ему.

Басель, бросив на стол несколько купюр, подхватил упирающегося приятеля под руки и потащил на свежий воздух. Франсуа, взятый железной хваткой на буксир, все же изловчился на последний бросок и прихватил с барной стойки бутылку какого-то бухла. Дойдя до сквера с парой чахлых деревьев, Басель сгрузил Франсуа на лавочку, где тот незамедлительно свернулся калачиком, уютно подтянув под себя ноги и прижимая к груди бутылку, как плюшевого мишку. Басель сел поодаль, соображая, что делать с другом. Везти его домой не хотелось. Что-то подсказывало ему, что Тамара не обрадуется, увидев супруга в подобном состоянии. Насколько Басель помнил, мадам Морель была хорошей женщиной, да и мужа любила искренне, но все же была обыкновенной бабой и свято верила, что у ее половины не может быть серьезных переживаний, если только они не были связаны с семьей. Да и Франсуа лучше проветриться. В таком виде он мог напугать ребенка.

Басель уже решил буксовать напарника к себе на съемную квартиру, как тот, замычав что-то невнятное, попытался принять вертикальное положение. Получилось с третьей попытки, да и то не без помощи Баселя. Привалившись спиной к лавочке, новоиспеченный алкоголик зашарил по карманам. Басель молча наблюдал за ним. На его памяти не случалось еще такого, чтобы Франсуа не мог двух слов связать. А это значило, что причина у месье Мореля веская. Это же, в свою очередь, автоматически означало, что он – Басель – будет рядом во что бы то ни стало. Еще не хватало Франсуа наломать дров по пьяни. Тем временем, выудив наконец из кармана пальто полупустую пачку сигарет, Франсуа продолжил инспекцию одежды, теперь уже на предмет зажигалки.

– О, да я смотрю, ты пустился во все тяжкие! – усмехнулся Басель, отбирая у Франсуа пачку и доставая две сигареты. Затем, мягко вынув из непослушных пальцев напарника зажигалку, он прикурил сам и помог прикурить Франсуа, прикрыв слабый огонек сложенной ковшиком ладонью. Некоторое время они сидели молча. Франсуа заметно потряхивало. Сигарета прыгала в его пальцах, и Басель боялся, что тот в конце концов выронит ее и прожжет себе брюки. Наконец Франсуа вздохнул.

– Знаешь, почему я пошел работать в полицию? – спросил он, глядя прямо перед собой, и неожиданно икнул.

– Нет, – спокойно ответил Басель, прищуриваясь от дыма, – и, честно говоря, не хочу ничего об этом знать. Вероятней всего, ты пожалеешь о сказанном, едва протрезвеешь.

Но Франсуа его не слушал. Ему нужно было выговориться. Неутихающая боль сидела в нем занозой много долгих лет, отравляя жизнь. Порой ему казалось, что все прошло и он почти забыл. Что осталось совсем чуть-чуть – и прошлое, поблекшее и истончавшее, как долго хранимое в кармане письмо, отпустит его из своих цепких лап. Но надежда на желаемый покой таяла из года в год. Боль распирала его изнутри и требовала выхода. Так почему бы не сейчас?

– Когда-то сто лет назад у меня был лучший друг. Лукас. – Давно погребенное под пеплом времени имя Франсуа выдохнул с дымом, впуская в себя воспоминания, как морозный зимний воздух. Он прикрыл глаза и глубоко затянулся. Басель молчал в полуметре от него. – Мы дружили с первого класса. Все всегда делали вместе, благо жили на соседних улицах. Гуляли, выполняли домашнюю работу, ходили в школу, учились играть на гитаре. Расставались только на ночь. Понимали друг друга с полуслова. Соулмейты [11] , короче. – Франсуа снова помедлил, делая очередную затяжку. Он вспомнил, почему ему не хватало курения все эти годы. Дело не в никотине, вовсе нет. Дело в том, что курильщик всегда может взять паузу, которая со стороны будет выглядеть оправданно. Достать сигарету, не спеша прикурить, сделав глубокий вдох, задержать дыхание и, выпустив струю, спрятаться за дымом – все это позволяет собраться с мыслями. Когда бросаешь курение, приходится остаться один на один с собеседником. Не все так могут. Франсуа усмехнулся и продолжил:

– Лукас всегда был не таким, как все. К выпускному он превратился в настоящего фрика. Странно одевался, стал красить глаза, носил длинные волосы, слишком часто улыбался. Сейчас с этим проще. А тогда так было не принято. Мне буквально пару раз приходилось отбивать его от желающих над ним поиздеваться. – Франсуа потушил сигарету о стоящую вблизи урну и тут же вытащил еще одну. – После школы он куда-то исчез, и мы какое-то время не общались. Но однажды я решил сколотить рок-группу. Всегда хотел быть музыкантом. Подобрал таких же, как и я, энтузиастов, но дело не клеилось. И тут я вспомнил про Лукаса. Когда-то мы вместе начинали музицировать, и я знал точно, что он одарен гораздо больше меня, да и всех остальных в нашей группе. Я позвонил ему, и, на мое удивление, он ответил. И даже согласился его попробовать. Хотя в случае в Лукасом ничего нельзя было сказать наверняка. – Франсуа почувствовал, что слегка протрезвел. Вероятно, холод – извечный спутник воспоминаний о Лукасе – сделал свое дело. Вот только трезветь сейчас Франсуа не хотел. Он поискал взглядом трофей, прихваченный из бара. Хвала всевышнему, бутылка нашлась под лавочкой, рядом с ним. – Так вот… – Франсуа попытался залихватски вытащить пробку зубами, но ничего не вышло.

Басель поспешно отнял у него бутылку и свернул крышку, которая оказалась свинчивающейся. Потом первый сделал глоток, задохнувшись от чистого виски, и, закашлявшись, передал бутылку напарнику. Тот безразлично приложился к горлышку, даже не узнавая вкуса алкоголя, и сделал затяжку сигаретой. Только после этого продолжил:

– Мы за гроши снимали заброшенный гараж в пригороде. На нормальную студию у нас денег не было. Положа руку на сердце, мы и не музицировали толком. Так, проводили время. Я в ту пору крепко пристрастился к травке. Вот так, с косяком и гитарой, мы с моими друзьями и «репетировали». Но я надеялся, что появление Лукаса все изменит. В тот вечер он должен был приехать к нам в «репетиционную» первый раз, чтобы показать пару своих песен. Доехать до нашего гаража можно было только на электричке. Машиной тогда не каждый подросток мог похвастаться. Я дал Лукасу адрес, но добраться до места самостоятельно у него шансов не было. Гараж располагался в настоящем лабиринте, среди таких же железных коробок, коих в том гаражном кооперативе было несколько сотен. Да и от электрички до гаражного поселка идти было прилично. Поэтому мы договорились, что я встречу Лукаса на станции в семь вечера и покажу дорогу. Но я не пришел его встречать, как мы договорились. Потому что… – Франсуа сглотнул вязкую и горькую от никотина слюну и с усилием продолжил: – …попросту накурился и забыл. Мой мобильный валялся где-то в кармане куртки, а меня сморил сон. Друзья растолкали около девяти вечера, чтобы узнать, где, собственно, мой друг Лукас. Я полез искать телефон и нашел с десяток неотвеченных звонков от него. Переполошившись, набрал его номер, но абонент был недоступен. Я мог пойти его искать, но на улице было холодно, темно и моросил дождь. Стоял декабрь. И тут я сделал еще одну ошибку. – Франсуа снова приложился к бутылке и передал ее другу. Тот молча сделал глоток, и тара булькнула в темноте. – Я убедил себя, что Лукас не дозвонился до меня и вернулся домой. А телефон отключил, потому что психанул. Он был странным, и его поведение сложно было предугадать. Но в глубине души знал, что он бы так не сделал… – Франсуа замолчал. Он забыл про тлеющую сигарету, и она потихоньку дымила, зажатая между пальцами. Франсуа тупо смотрел на землю. У Баселя похолодели руки. Он не был уверен, что хочет знать конец этой истории, но не сдержался и спросил:

– Что было потом?

Франсуа вздрогнул от звука его голоса и поежился. На улице заметно похолодало. Сквер, где они сидели, окутала темнота, и теперь он едва мог различить большую фигуру Баселя рядом на скамье.

– Мы разошлись по домам. Я лег спать, а утром меня разбудил звонок от сестры Лукаса Нины. Она не могла дозвониться до брата, но пребывала в полной уверенности, что он заночевал у меня. Когда выяснилось, что Лукас не вернулся домой, я понял, что случилось страшное. Собрал друзей, и мы бросились на поиски. Прочесали весь район, но ничего не нашли, кроме разбитой гитары Лукаса. Она валялась в кустах недалеко от станции. Естественно, пришлось обратиться в полицию. Вместе с полицейскими мы рыскали по району, опрашивали людей на станции, искали хоть какую-то зацепку, но все безрезультатно. Все это время я молился, чтобы мы нашли Лукаса живым и желательно невредимым, в глубине души понимая, что так не будет. Разбитая гитара говорила сама за себя. С каждым часом надежда таяла. В конце концов одна кассирша на станции опознала Лукаса по фотографии. «Уж больно странный был парень», – сказала она. И рассказала, что прошлым вечером Лукас долго стоял на платформе и все время кому-то звонил. Мне. Я-то знал, что он звонил мне. А потом до него докопались какие-то мрази. Подонки, видимо, были из тех типов, которых бесят люди, которые хоть чем-то отличаются от серой толпы. Тем более что это Париж – культурная столица, а удались на пару километров от Эйфелевой башни, и тебе живо объяснят, что выпендриваться нехорошо. Лукас же выглядел как ходячая мишень для всякого сброда. А те четверо наверняка были крепко под градусом. В конце концов ситуация привлекла внимание полицейского на станции, и он вмешался. Парни вроде оставили Лукаса в покое и свалили. Лукасу нужно было сесть на поезд и уехать обратно в Париж, но он этого не сделал. Очевидно, не хотел меня подвести. И вместо того, чтобы остаться на людной станции или вернуться домой, он пошел искать наш гараж. И, по всей видимости, его ждали…