А потом я заметил Ивана Горчакова и сразу решил сказать ему все.

Потому что парень занимался делом.

Прямо посреди ровно подстриженной зеленой лужайки он неумело, но старательно делал гимнастику. Приседал, размахивал руками и даже пытался отжиматься.

И при этом не обращал внимания ни на сиделку, ни на городового, ни на других пациентов, которые тоже гуляли по парку.

Упражнения у Ивана выходили не очень — его нескладная фигура ясно говорила, что с гимнастикой парень не дружит.

Но вот упорство, с которым он занимался, заслуживало уважения.

Думаю, он и в целительстве упражнялся с таким же рвением. Вот почему и сумел развить дар.

Целитель Макаров попытался придержать меня за рукав.

— Не стоит сейчас рисковать его здоровьем, — сказал он.

— А когда? — спросил я. — С каждым днем Иван все больше верит, что его дар не вернется. Он может совсем потерять надежду.

На хмуром лице Макарова я увидел борьбу.

— Делайте, как считаете нужным, Александр Васильевич, — наконец, сказал он.

— Спасибо, — вежливо улыбнулся я.

Сиделка, увидев меня, бдительно встрепенулась. Потом заметила Макарова и ловко спрятала книгу за спину.

Городовой зыркнул глазами, показывая, что не дремлет. Тут же узнал меня и попытался молодцевато щелкнуть босыми пятками. Получилось не очень.

— Здравия желаю, ваше сиятельство!

Я приветливо кивнул городовому, давая понять, что оценил его старание. И пошел по лужайке к Ивану.

— Доброе утро, Иван Николаевич! Я хочу с вами поговорить.

Иван поднялся — он как раз делал отжимания — и торопливо отряхнул испачканные ладони, к которым прилипли травинки. Хотел протянуть мне руку, но постеснялся. Лицо Ивана раскраснелось, он тяжело дышал и смотрел настороженно и упрямо, словно ожидал неприятностей и был к ним готов.

Непростая жизнь ему выдалась.

— Что-то случилось, ваше сиятельство?

— Зовите меня по имени и отчеству, — предложил я. — Давайте, пройдемся.

Я медленно двинулся по тропинке, которая прихотливо огибала лужайку. Иван двинулся за мной. В нескольких шагах позади него вышагивал городовой, а последним шел целитель.

Целая процессия, с улыбкой подумал я.

— Как вы себя чувствуете, Иван Николаевич?
– -- спросил я.
– -- И какие у вас планы на ближайшее будущее?

Вопрос был несколько бесцеремонный, учитывая то, что произошло с Иваном. Но я хотел понять его душевный настрой.

— Я хочу остаться в госпитале, — ответил Иван. — Целителя из меня теперь не выйдет, я пока даже зов послать не могу. Но я смогу быть медбратом. Это лучше, чем ничего. Антон Григорьевич обещал поговорить об этом с вашим дедом… с его сиятельством графом Воронцовым.

— Это Макаров предложил вам остаться?

— Нет, я сам так хочу.

Иван Горчаков упрямо наклонил голову.

Его упорство мне понравилось. Парень не собирался сдаваться. Качество, достойное уважения.

— Я хочу расспросить вас о том, что вы делали в последнюю неделю перед церемонией, — сказал я. — Прошу вас вспомнить все очень подробно, это важно.

Я немного преувеличил. Не так уж важно, что расскажет Иван. Я хотел при помощи своей новой способности почувствовать его эмоции во время рассказа.

— Мне бы не хотелось об этом вспоминать, — поморщился Иван.

— Надо, — твердо сказал я.

Иван неохотно начал рассказывать, а я молча слушал и чутко ловил его эмоции. Ничего нового я не услышал. Всю неделю перед церемонией Иван провел в госпитале, или в своей комнате за книгами по целительству. Из знакомых к нему заходил только брат.

Когда Иван упомянул Юрия, то я почувствовал в его голосе страх и неприязнь.

— Что вы думаете о своем брате? — спросил я.

Иван резко замолчал и отвернулся. Его неприязнь усилилась.

— Юрий говорил вам, что вы можете лишиться дара? — прямо спросил я.

— Говорил, — неохотно признался Иван. — Он опасался, что я выдержу церемонии. Говорил, что переживает за меня…

— Но вы чувствовали что-то другое, верно?

— Александр Васильевич, не надо! — взмолился Иван. — У меня никого нет, кроме мамы и брата! Я не хочу думать о нем плохо! И как бы он мог мне повредить? Я в это не верю!

— Но чувствовали в его заботе фальшь? — прищурился я.

— Да, — опустив голову, кивнул Иван.