— А?! — прозвучал откуда-то издалека знакомый голос. Несколько долгих секунд обдумывался вопрос, а потом я сразу же услышал ответ.

— У него энергетическое голодание. Срочно найти еду и накормить его, это нужно сделать, как можно быстрее, иначе он потеряет сознание.

Я и вправду стал его терять, ноги подогнулись, крики и плач раненых стал сливаться в один шум, сквозь который пробивалась только одна мысль: «Держать чертёж». Я спасаю людей, как могли бы когда-то спасти моего отца. Эта мысль продолжала биться во мне, несмотря ни на что.

— Дайте ему сахар, а лучше шоколада. Господа, у кого есть шоколад? Срочно помогите мальчику, если он потеряет сознание, мы не сможет вызволить изнутри оставшихся без помощи людей. Срочно! Прошу, у кого есть сахар или шоколад, накормите юношу. Прошу!!!

Голос стал слабеть, я обмяк и, теряя сознание, посмотрел на свой чертёж, он мигнул и…

И… мне в губы ткнулось что-то твёрдое, а громкий, девичий голос произнес.

— Ешь, это вкусно!

Машинально облизав губы, я почувствовал привкус редкого лакомства, что пробовал раза два за всё время. «Шоколад!», — мелькнуло в голове, и помимо своей воли, я грызанул то, что мне предлагали.

Рот сразу же заполнился густой мягкой массой с характерным привкусом. Было очень вкусно, а я люблю сладкое. Больше всего абрикосовое варенье, оно самое вкусное! Моя бабушка живёт в своём доме, в одной из станиц, недалеко от Крестополя, там этих абрикос летом… Не менее вкусным является и варенье из чернослива. Ух, какое оно ароматное! Но шоколад — это вкуснотища непередаваемая! Мысли промелькнули и ушли, я быстро прожевал кусок и принялся есть следующий.

Не знаю, бывает ли, что так быстро усваивается пища, но шоколад, не успев провалиться в желудок и распасться на энергию, уже позволил мне открыть глаза и ожить. Проекция вагона перестала мигать и застыла в воздухе. Да, она основательно потеряла в яркости, но зато не пропала, и ей могли пользоваться все, кто занимался спасением пострадавших. Не только Пётр это делал, но и другие ориентировались по ней.

Открыв глаза, я невольно уставился на того, кто решил накормить меня шоколадом. К моему удивлению, этим человеком оказалась давешняя знакомая. Девушка, что сидела напротив нас со своей матерью в вагоне-ресторане. Если бы я не был настолько истощён, то, наверное, удивился и засмущался, а сейчас у меня просто не хватало на это сил.

— Есть ещё? — прожевав дольку шоколада, спросил я у неё.

— Есть, — подтвердила девушка и, захрустев фольгой, отломила сразу большой кусочек и сунула его мне в руки, причём, сделала это так поспешно, что лакомство чуть было не свалилось на землю.

— Спасибо! — положив рот шоколад, я быстро съел его.

— Готов? — прогудел у меня над головой голос того, кто меня всё это время поддерживал.

— Готов.

— Ты это, не сильно напрягайся, пусть твой рисунок немного повисит в воздухе, и всё, не надо делать его сильнее, уже все разобрались, к тому же, светает, полегши будет.

Говорившим оказался незнакомый мне дядька, намного выше меня ростом, с твёрдыми руками и повадками служилого человека.

— Ну что, полегчало?

— Да, — повернулся я к нему.

— Ну, тогда держись.

— Хорошо.

Я повернулся обратно к девушке, а та, заворожённо смотря на рисунок, протянула мне остаток от плитки шоколада, я взял его, невольно коснувшись её руки. Её кожа оказалась очень нежной и слегка прохладной. Этого оказалось достаточно, чтобы девушка тотчас одёрнула руку и осуждающе посмотрела на меня.

Извиняться показалось глупо, к тому же, я коснулся её совершенно случайно. Тяжело вздохнув, я снова отвернулся к рисунку и, жуя последние дольки шоколадки, стал держать его. По внутренним ощущениям меня могло хватить ещё минут на двадцать-тридцать.

Когда через пару минут я обернулся, девчонки уже нигде не было. Я расстроился. Ведь какое-то время она поддерживала меня не только едой, но и морально, а когда на тебя не смотрят, то и сил меньше почему-то остаётся. Мысль эта мелькнула на какое-то мгновение и ушла, а я продолжал держать чертёж, наблюдая за тем, как выносят раненых из разодранного в хлам вагона.

Через пару минут из вагона вылез Пётр и рухнул возле меня на траву.

— Всё, у меня больше нет сил, и делать мне тоже уже нечего. Всё, что мог, я сделал. Остался только паровоз, но там всё ещё хуже, нам надо восстановить свои силы, или пускай это делают другие. Всё, убирай чертёж.

Я уже держал его из последних сил, а после слов Петра меня как будто выключили. Чертёж мигнул и сразу рассыпался тучами серебристых искр, которые многие увидели в стремительно сереющем воздухе. После того, как я прекратил использование дара, на меня словно навалилась какая-то огромная глыба и придавила к земле.